Александр Студитский - Сокровище Черного моря
— Понятно? — спросил Колосов.
— Да, кое-что понятно, — растерянно ответил Петров.
— Ну, то-то же, — оказал Колосов. — У вас вопросов ко мне нет?
Вопросов у Петрова было очень много, но он не решился спрашивать.
Вернувшись в лабораторию, Аркадий долго думал о разговоре с Колосовым. Он только теперь понял, какое серьезное и важное задание получила в прошлом году группа профессора Смолина. Ему даже показалось, что он до сих пор беззаботно относился к своим исследованиям. Правда, он не щадил себя в этой работе, отдавая ей силы, но общественного, государственного значения своей работы он не оценил.
И все же разговор с Колосовым не подвинул его ни на шаг в размышлениях о причине неудач в работе. Сомнения продолжали мучить Петрова. Они усугублялись еще тем, что попытки воспроизвести открытие Крушинского не удавались. Каждое утро, спустившись в аквариальную, Аркадий бросался к сосудам с поставленными в предшествующие дни культурами и с азартом принимался за просмотр. Но дни шли за днями — и ничего не получалось.
— Какой там к черту «противник»! — бормотал Аркадий, расхаживая по лаборатории, после очередного просмотра. — Не «противник», а собственная неумелость — вот причина!
Глава 22
НОВЫЕ ПЛАНЫ
Смолин крепко упирался своими длинными ногами в среднюю банку[27], откидываясь при каждом взмахе весел далеко назад. Шлюпка легко скользила по синей воде, перерезая гребни волн. По своей ширине лодка была рассчитана на греблю вдвоем. Но длинные руки Евгения Николаевича позволяли ему справляться одному с двумя тяжелыми веслами. Ольга держала рулевое весло, правя вдоль берега.
День был ясный и теплый. Чайки кричали над их головами, то взмывая высоко в воздух, то припадая к воде и неторопливо взлетая с зазевавшейся рыбешкой в клюве.
— Сюда? — спросила Ольга, кивая головой на узкое горло губы — метрах в ста впереди.
Смолин оглянулся через плечо.
— Сюда. — Он глубоко вздохнул, расправил плечи и снова навалился на весла.
Ольга повернулась, посмотрела на поселок, оставшийся далеко позади. У крутого берега отчетливо вырисовывалось на темном фоне скал светлое здание биологической станции. А дальше в голубой дымке чуть виднелись маленькие домики, и поблескивал искрами стеклянный шар на вышке управления порта.
— Километра два? — опросила Ольга, отводя движением плеча прядь волос, упорно сдуваемую ветром на лицо.
— Около того. Держите ближе к берегу — там меньше волн.
Вода за кормой под рулем забурлила. Ольга правила прямо в устье бухты. Прилив помогал гребцу.
— Который час? — забеспокоился Смолин. Ольга посмотрела на часы.
— Без десяти двенадцать.
— Ну, поспели как раз, — сказал с удовлетворением Смолин. — Туда еще часа полтора ходу. Держите посредине, а то скоро будет относить отливом.
Лодка вошла в залив. Темные скалы, покрытые сединой осевшей соли, расступились метров на тридцать, открывая вход в бухту, длинным рукавом уходящую в материк. Спокойная, светлая вода залива чуть-чуть колыхалась от нежного дыхания ветра. Солнце светило Ольге прямо в лицо. Она втащила рулевое весло в лодку и низко наклонилась над водой.
— Как стекло! — восторженно закричала она. — Видно насквозь — до дна. Морение ежи лежат — ну, прямо как мостовая.
— Это одни панцыри, — заметил Смолин.
— А литотамнии[28]?
— Ну, эти живые.
— Удивительное растение, — сказала Ольга, поднимая со дна шлюпни корявую, сильно разветвленную, совершенно твердую, как камень, ветку. — Я никогда не поверила бы, что оно живое.
— Да. Оно скорее похоже на скелет, на остов организма… А тем не менее это живая ткань. До таких пределов доходит концентрация кальция. Эта водоросль накапливает известь, как моллюск. Но не на поверхности тела и не особыми железами, а во всех своих тканях.
— Это багрянка?
— Да. Из той же группы, что и наша золотоносная водоросль. Потому-то и заманчиво вывести из них золотоносную расу.
— Но ведь сегодня вы хотели посмотреть только бурые водоросли?
— Да. Главным образом характер их распределения по литорали. Вы понимаете, что для промышленного использования пригодны только формы большой продуктивности. На Черном море нас вполне устраивала филлофора. Среди здешних багрянок таких форм нет или они трудно доступны. А вот бурые водоросли — фукусы, ламинарии — представлены здесь продуктивными видами. — Смолин окинул взглядом весь берег. — Вы себе представьте такой залив, заселенный золотоносной расой водоросли… Здесь на прибрежных скалах их тысячи тонн…
Ритмично работали весла. Смолин сбросил пиджак, засучил рукава. На лбу у него выступили капли пота. Шлюпка неслась, разрезая прозрачное зеркало бухты.
— Ну, начинается отлив, — предупредила Ольга, бросив взгляд на берег.
Влажно блестела обмытая водой полоса, уже на полметра показавшаяся над поверхностью моря. По темному фону белыми брызгами разбежались пятнышки раковин усоногих рачков — жителей скал в зоне прибоя.
Смолин бросил весла и вытащил портсигар.
— Передышка! — объявил он.
Чиркнула спичка, вспыхнуло неяркое в солнечном свете пламя. На Ольгу понеслось облачко табачного дыма.
Шлюпка, чуть-чуть покачиваясь на гладкой поверхности воды, повисла над сине-зеленой глубиной. Смолин сидел на банке, обхватив руками колени. Взгляд его был устремлен в пространство, и видно было, что он о чем-то сосредоточенно думает. Ольга молчала, наслаждаясь нежной теплотой неподвижного воздуха, сиянием бледноголубого неба, синевой и прозрачностью моря. Сквозь толщу воды виднелись белые завитки раковин, розовые пятиугольники морских звезд, сизые шарики панцырей морских ежей — все богатство жизни, кинутое щедрой рукой природы на дно океана.
— Да, это неизбежно… — неожиданно нарушил тишину Смолин. — Это неизбежно!
— Вы о чем? — спросила Ольга.
— Да, все о том же. Нужно сплачивать наши силы. Мы совсем оторвались от Калашника. Это только ослабляет нас. И, несомненно, на руку нашим зарубежным соперникам.
— А он захочет работать с нами?.. Ведь он же не верит в наши методы?
— Если он не обыватель, а ученый, он должен захотеть…
— Даже после того, что было между вами?
Смолин нахмурился. На скулах его поиграли желваки. Но ответил он спокойно:
— В нашей ссоре с ним я вел себя, мягко говоря, с излишней горячностью… Это, конечно, было вызвано неудачами в работе. А что касается его скептицизма, то в конце концов он имел полное основание. Мы возложили тогда все надежды на совершенно бесперспективный метод.
