Борис Фрадкин - Исчезновение Петра Деева
И она, закрыв лицо клеенчатым фартуком, залилась слезами.
Виктор Парамонович, потрясенный до самых пяток, остался стоять каменным идолом. Он тщетно пытался осмыслить случившееся, но в голове его образовалась сплошная пустота.
Объяснение с женой было сумбурным, но, слава богу, закончилось примирением.
На другой день, плохо выспавшийся после минувших передряг, Виктор Парамонович понес на подпись начальнику отдела составленные им сводки по отгрузке готовой продукции завода.
Почтительно наблюдая, как начальник, не читая, подписывает бумагу за бумагой, Виктор Парамонович не удержался, чтобы мысленно не злопыхнуть: «Что ни подсунь, все подмахнет. А вникать — усилий жалко. Как же, перетрудиться можно!»
— Вы в этом уверены?
Начальник откинулся в кресле и холодно, не без удивления, блеснул стеклышками своих огромных очков на самого покладистого сотрудника отдела.
— В-в-в че-чем, извините, именно? — заранее холодея, прозаикался Виктор Парамонович.
— Да вот насчет того, что я усилия экономлю и перетрудиться боюсь? Что ни дай, все подмахну? Так, значит?
Пол покачнулся под ногами Виктора Парамоновича. Ах, если бы он мог провалиться сквозь землю, раствориться, исчезнуть в пространстве! Столько лет безупречной службы… Не только на собраниях, он и на перекурах не позволял себе вольных суждений о начальстве. А тут… Да еще прямо в глаза!
Человек достаточно начитанный, имеющий к тому же среднее техническое образование, Виктор Парамонович начал догадываться, какая напасть свалилась на его голову: окружающие каким-то образом стали слышать, о чем он думает. Конечно, в юности ему доводилось читать научно-фантастические произведения, в которых некто находил способ подслушивать мысли окружающих. О, это было весьма забавно и заманчиво! Но вот когда слушают твои собственные мысли… это уже трагедия.
Следовало что-то немедленно предпринять. Первое, что пришло ему на ум, — обратиться к невропатологу. Бог знает, может, медики ему предложат несложную операцию на мозгу. Как это ни ужасно, но он готов решиться и на операцию.
Попасть к невропатологу оказалось не так-то просто. Пришлось выстоять приличную очередь. И пока Виктор Парамонович стоял в очереди, раздражение его вызвало критический образ мыслей. Досталось всем — и администрации поликлиники, и невропатологу, который часами возится с каждым пациентом, хотя каждому здравомыслящему человеку видно, что прут к невропатологу в основном здоровые люди.
— Это вы злословили в коридоре? — спросил врач, усаживая Виктора Парамоновича на стул. — Так вы утверждаете, что ко мне прут вполне здоровые люди?
Выразительно взглянув на Виктора Парамоновича, невропатолог так огрел его молоточком по колену, что у того в глазах потемнело.
А помочь в беде, к мрачному удовлетворению Виктора Парамоновича, невропатолог оказался совершенно бессилен.
Недуг, между тем, прогрессировал.
В обеденный перерыв, в столовой, Виктор Парамонович, принявшись за жареную баранину, взгрустнул по рюмочке водки, которая оказалась бы так кстати. Вспомнил, что в его холодильнике стоит едва початая бутылочка «Столичной». И мысленно вообразил ее здесь, на столе перед собой.
И поперхнулся, услышав, как дружно ахнули обедавшие за одним столом с ним бухгалтер Носкова, статистик Феня и старший технолог Боков.
Носкова, худая, рослая и плоская женщина, являлась председателем общества трезвости. Она отложила вилку в сторону, молча поднялась на ноги.
— Сейчас же передайте мне бутылку, — сухо произнесла она.
Но как можно было передать ей то, что существовало только в воображении Виктора Парамоновича? Да, это было положеньице… Притих весь зал. Вокруг столика, за которым сидел Виктор Парамонович, собралась толпа любопытствующих.
А потом было обсуждение на профсоюзном собрании, выговор от начальства, сочувствие сотрудников, охи жены…
В тот же день, возвращаясь с завода широким проспектом, Виктор Парамонович невольно залюбовался стройненькой блондинкой, обогнавшей его. Игривое воображение Виктора Парамоновича, плененное формами девушки, освободило ее от одежды под алыми лучами заходящего солнца. Дружный гогот парней позадю заставил его шарахнуться в сторону. Послышались удивленные возгласы: «Что за черт, куда все подевалось? Братцы, своими глазами видел — в чем мать родила! Вы смотрите, что делается. Прямо мираж!»
Так легко было сойти с ума. Виктор Парамонович выбрал уединенную скамейку и там, схватившись за голову, съежившись, полный отчаяния, сидел, пока не стемнело.
* * *Чаша терпения переполнилась ночью, когда его разбудили вопли жены.
— Что? Что такое? — ничего не соображая спросонку, он сел в постели. — Что случилось?
— Умоляю, оставь его в покое! — жена вцепилась в Виктора Парамоновича. — Ну зачем ты его так, Витеныка? Не нужно, прошу тебя!
Фу ты, напасть какая! Ведь во сне он действительно преследовал обезумевшего от страха Олуева, своего начальника, того самого, которому посмел надерзить мысленно, а получилось вроде вслух. Он гонялся за ним по безлюдным коридорам заводоуправления, все пытаясь набросить на его голову огромный черный плащ из загрубевшей хрустящей материи (такие плащи носили еще в юности Виктора Парамоновича). Виктору Парамоновичу и самому было страшно от своего намерения, но в то же время он испытывал безмерное злорадство при виде того ужаса, который он внушал Олуеву. И вот когда начальник уже был настигнут, обернувшись, он вдруг заголосил голосом жены Виктора Парамоновича.
А если бы Виктору Парамоновичу приснилось что-нибудь сугубо интимное, что-нибудь такое, чего жене и видеть совсем ни к чему? Тогда ведь будет уже не скандал, а варфоломеевская ночь. Ему ли не знать нрав своей ревнивой супруги!
Снова заснуть в эту ночь Виктору Парамоновичу не довелось. В дверь квартиры забарабанили так, как это бывает, когда верхние жильцы затапливают нижних.
Жена, открыв двери, позвала:
— Витя, выйди скорее! Тут тебя просят.
На лестничной площадке стояли полуодетые, полузаспанные и страшно разгневанные соседи.
— Что это вы себе позволяете? — закричали они, перебивая друг друга. — Кто это позволил вам проникать по ночам в чужие квартиры и устраивать там погони? Вы что, не нашли другого места для своего сведения счетов? Безобразие! Мы будем жаловаться в милицию!
Потрясенный Виктор Парамонович поспешно захлопнул двери и, пошатываясь, удалился в ванную комнату. Там, закрывшись, сидя на краю ванны, он принялся разъяренно лупить себя кулаками по макушке, по затылку, по лбу.