Михаил Болле - Мой Демон
– Царица Преблагая, надежда моя, Богородице, прибежище сирых, немощных и скорбящих! Зрише горе мое, скорбь мою, услыши мя. Дай пережить сие. Утоли печали мои, утиши боль мою…
– Хорошо-хорошо, – очередной раз хлопая в ладоши, резюмировал Воронцов, – только не стоит забывать о том, что Натали никогда не была наивной или глупенькой особой, как это было принято считать ранее. А ведь ты, вольно или невольно, изображаешь ее именно таковой. Но почему бы не задуматься над тем, что в свои юные годы она действовала подобно взрослой женщине, умудренной большим жизненным опытом. Поэтому у меня для тебя два совета. Во-первых, постарайся несколько усложнить свою героиню и избавь ее от беспечности. И во-вторых, не забывай, что она восприняла все эти события, связанные со свадьбой Катрин, отнюдь не радостно. Ей не хотелось верить, что Дантес предпочел ей – первой красавице Петербурга! – ее невзрачную старшую сестру. Так что не скупись на разочарование. Договорились?
Наташа кивнула в ответ, а Евгения, появившаяся в этот момент из-за кулис, спросила:
– А как была я?
– Ты великолепна. Здорово подана необузданная страсть, желание доказать всему миру свое превосходство над красотой сестры и так далее. Ты хорошо поработала над ролью.
– Но я хотела спросить вас о другом…
– Значит, так, – продолжал довольный режиссер, будто не расслышав последней фразы Евгении, – завтра у нас последняя репетиция. Она начнется не как обычно, а на час раньше. Поэтому попрошу всех не опаздывать и настроиться на последний рывок. А сейчас до свидания, господа.
После репетиции Сергей подал Наташе дубленку, сделал несколько комплиментов и нежно погладил по волосам. Она, поймав на себе любопытный взгляд Никиты, в свою очередь позволила себе слегка приласкать раскаявшегося жениха.
Последним из театра уходил режиссер, оставляя Донцова в качестве неизменного сторожа. Когда Воронцов уже надел пальто и выключил настольную лампу, старый актер неожиданно подал голос:
– Вам следует остановить этот спектакль.
– Это еще почему?
– Вы лучше меня знаете почему.
– Думаю, не нам с вами решать вопрос о существовании подобного проекта, – миролюбиво заявил режиссер. – Кроме того, в него уже слишком много вложено.
– И не только в него, деньги потрачены на решение ваших внутренних проблем! – угрюмо заметил собеседник.
– Уж кто бы это говорил, – взорвался Воронцов, который прекрасно уловил намек на старую, вошедшую в учебники историю нанесения двадцатитрехлетним Пушкиным несмываемой обиды почтенному роду Воронцовых, – но только не вы, уважаемый отец Петр, или как вас там зовут? Эдуард Васильевич?
– Теперь это не имеет значения.
– Ну, конечно… Вы уже двенадцать раз подряд отыграли Дантеса, и на вашем счету двенадцать убиенных Пушкиных. А теперь это не имеет значения!
– Причем под вашим чутким руководством!
– И что дальше? Под моим руководством вы и в петлю готовы полезть?
Донцов не нашелся что ответить и лишь уныло склонил голову.
– Вот то-то и оно! И давайте, дорогой отец Петр, не будем распускать нюни перед премьерой. Вспомните, как в последний раз, когда вы отказались стрелять в Пушкина и чуть было не сорвали спектакль, вас все-таки простили и даже поручили роль священника. Поэтому ведите себя соответственно вашему положению и не забивайте голову тем, что совершенно вас не касается. Берите пример с вашего покорного слуги.
– Какой еще пример?
– Каждое утро я просыпаюсь с мыслью: «Ars longa, vita brevis» – жизнь коротка, а искусство вечно. Древние римляне были мудрыми людьми, друг мой, поскольку умели так превосходно выражаться…
Глава 15
Было два часа ночи, когда Сергей довез Наташу до подъезда. Остановив машину, он повернулся к девушке, взял ее за руку и попросил:
– Не сердись на меня за вчерашнее. Я вспылил.
– Считай, что я уже все забыла.
– Вот и хорошо. Я заеду за тобой завтра утром, и мы поедем на каток.
– Значит, до завтра?
– До завтра. Спокойной ночи, любовь моя.
Они нежно поцеловались и, обменявшись прощальным «Ай лав ю», расстались.
Когда Сергей уехал, Наташа зашла в подъезд, поднялась лифтом на свой этаж и уже хотела открыть входную дверь, как вдруг почувствовала на своем плече чью-то твердую руку. Девушка вздрогнула и замерла. По всему телу пробежала холодная дрожь, а сердце забилось так, что был слышен каждый удар. Она боялась повернуть голову до тех пор, пока не услышала знакомый голос:
– Поздновато возвращаетесь, мадемуазель.
– Дурак! – с огромным облегчением выдохнула она. – Как же ты меня напугал!
– Миль пардон, как говорят французы. – И Никита галантно улыбнулся.
– Что ты здесь делаешь? У тебя что-то случилось?
– Случилось.
– И что?
– Утром я был не прав и теперь хочу реабилитироваться.
– Реаби… чего?
– Короче, заслужить твое прощение.
– Считай, что я тебя уже простила.
– Но этого мало!
– Чего же тебе еще?
– Поехали покатаемся по ночному Питеру. Только не вздумай отказываться, потому что в машине нас уже давно ждут Лизуля и твоя новоиспеченная подруга Евгения.
– Вы все спятили? – удивилась Наташа. – Какое катание, когда давно спать пора. Да и накаталась я сегодня…
– Я тебя умоляю. – И Никита картинно прижал руку к сердцу. – Хочешь, на колени встану?
– Лучше не надо. Пол давно не мыли.
– Тогда я застрелюсь прямо здесь! И ты станешь виновницей моей преждевременной смерти! «Блеснет заутра луч денницы и заиграет ясный день; а я, быть может, я гробницы сойду в таинственную сень…» – довольно приятным тенором пропел он.
– Не дури. И не ори, соседи спят!
– Ну, пожалуйста, всего на полчасика. А то мой бедный Лизок совсем озвереет, а Женечка не простит тебе очередного предательства.
– Какого еще очередного? Когда это я ее предавала?
– Ты что, уже забыла, как влюбила в себя ее будущего мужа – Дантеса? Поедем, прошу тебя!
– Так это нужно тебе или им? – заинтересовалась Наташа и, получив ответ «Нам всем!», нерешительно качнула головой: – Ну разве что на полчасика…
Десять минут спустя Лиза уже лихо крутила руль своей серебристой «тойоты». На переднем сиденье пристроилась молчаливая Евгения, а Никита сидел рядом с Наташей и упорно предлагал ей выпить шампанского, держа в одной руке открытую бутылку, а в другой два пластмассовых стаканчика.
– Эй, вы там, сзади, – приревновала Лизуля, – не пейте без меня. Подождите, пока до ребят доедем.
– Каких еще ребят? – насторожилась Наташа.
– Это хорошие друзья моей скверной Лизаветы, – шутливо пояснил Никита, – да ты не волнуйся, заедем, полчаса потусуемся – и обратно. Ну что, по глоточку?
