Ян Байла - Тайна астероидов
Мы привязались ремнями. Я задвинул жалюзи на иллюминаторах и включил передние радиолокаторы. На экранах штурманского пульта мелькала стремительно приближавшаяся поверхность планеты.
Гудение индикаторов усиливалось. Я выдвинул несущие плоскости и на несколько секунд выключил тормозные двигатели. Страховочные ремни врезались в тело. Скорость падала…"
Еще одна страница дневника переведена. Лэмар перевернул лист, и яркие световые сигналы ЭЛМО мигнули снова.
"Достаточно сделать еще один круг, и можно садиться. Поверхность с этой высоты казалась совершенно гладкой, но на самом деле это не так. Мы имели опыт с Бонгаве. Летим над экватором, и поэтому видимость отличная. Понемногу подлетели к границе тьмы. Передний радиолокатор теперь уже не нужен.
Включили фронтальный экран… и вдали замелькали миллионы звезд.
Я обдумывал способ посадки. Перителла тоже внимательно смотрела в пространство. Экран начал бледнеть, и свет космических светил постепенно угасал…
Мы пролетали над освещенным полушарием Маномы. Я вынужден был снова включить передние радиолокаторы.
— Начнем, — предложила мне Перителла.
Я включил тормозные двигатели и начал следить за тахометром и термометром.
Скорость упала до восьми… однако температура начинала повышаться!
Шестьсот!
Семьсот!
Восемьсот!
Тысяча градусов!..
На высоте пятисот километров над поверхностью Маномы скорость составляла всего четыре километра… но температура поверхности нашего корабля равнялась уже… двум тысячам градусов!
Я почувствовал себя нехорошо. Меня словно охватила необычная усталость. Моя рука соскользнула с рычага управления тормозных двигателей. Я пытался поднять ее… и беда!
Рука все тяжелела!!!
Я взглянул на Перителлу. Она бодрилась. Ее пальцы были рядом с автоматом, включающем ториевые двигатели… Лоб оросил холодный пот.
— Осто-рож-но… доро-гой! — с большим усилием произнесла она.
— Нет… сил… — надрывно проговорил я. Руки были страшно тяжелые. Слабые мышцы не могли их поднять. Лишь мысли неслись в хаотичном вихре. Что с нами?.. Что происходит?!
Я вяло смотрел на приборы. Цифры плясали у меня перед глазами…
Температура шесть тысяч градусов! Скорость три километра, а до поверхности еще сто километров.
— Ужасное тяготение, — послышался жалобный шепот Перителлы.
Да, мы слабы против пятикратного притяжения огромной Маномы. Нельзя шевельнуть рукой…
В глазах потемнело… может, мы влетели в тень Маномы?
Креплюсь.
Заставляю нервную систему выжать все, что она может дать. Я должен остановить тормозные двигатели! Должен… должен!!!
Двигаю левой рукой по штурманскому пульту так, будто рука погрузилась в смолу. Я должен дотянуться до правой руки и хоть таким образом поднять ее на рычаг. Слышу тяжелое дыхание Перителлы.
Неужели это конец?..
В ушах зазвенел пронзительный сигнал термометра. Предупреждение!
Температура поверхности корабля девять тысяч градусов… еще тысяча… и мы сгорим в атмосфере Маномы!
Последним усилием воли поднял левой рукой правую. Она уже над рычагом… Усталость страшная! Рука упала на рычаг… почувствовал, что тормозные двигатели не работают, и потерял сознание".
Доктор Лэмар вскочил, перевернул еще страницу. Олег нервно поглаживал колени, и только Таня была спокойна…
Руки доктора работали невероятно быстро. Перед глазами нетерпеливой тройки появились новые строки…
"Я очнулся…
В кабине тихо. Только звук глубокого дыхания Перителлы свидетельствовал о том, что она еще жива. Посмотрел на экраны передних радиолокаторов и увидел на них мерцающие огоньки.
Включил передний экран!
Звезды…
Отстегнулся от кресла и посмотрел на приборы перед Перителлой. Ее рука покоилась на красной ручке включающей ториевые двигатели.
Я схватил эту руку, и Перителла очнулась.
— Все в порядке? — испуганно спросила она.
— Да, дорогая, но только благодаря тебе. Ты преодолела слабость мышц и включила автомат. Спасла нас от катастрофы. А казалось, что надежды уже нет, — сказал я растроганно, помогая ей высвободиться из объятий ремней.
— Это случайно. Моя рука была у рычага, — пояснила она.
После возвращения на Тору, этот опасный опыт помог нам усовершенствовать управление кораблем. Все рычаги управления двигателей мы вмонтировали в подлокотники наших кресел… в будущем мы сделаем посадку на Маному вполне безопасной".
На этих словах перевод заметок Периты закончился. Лэмар на минуту выключил электронный автомат и с наслаждением закурил. Олег немного подождал, а потом спросил:
— Доктор, как мог Перита забыть о такой опасности?
— Гм, — Лэмар на мгновение задумался, — возможно, это было так: Перита, во время полетов на Марс, имел дело с тяготением таким же как и на Торе. Торийцы знали, что наша Земля является крупнейшей планетой в направлении к Солнцу, знали, что притяжение Земли в пять раз больше, а атмосфера гуще. С технической стороны они оборудовали свой ракетоплан в совершенстве; ведь мы и до сих пор не имеем сплавов, которые выдержали бы такую огромную температуру. Но торийцы не учли то, что строение их тела и недостаточная сила мышц может стать препятствием при первой попытке совершить посадку на нашей планете, — высказал Лэмар свое предположение.
— Тогда напрашивается вопрос: почему Перита решил прилететь к нам во второй раз, уже с завещанием?
Таня сидела молча. Услышав эти слова, она обернулась и снова удивила всех своей исключительной проницательностью:
— Торийцы были на нашей Земле минимум трижды!
Лэмар и Балашов переглянулись.
— Да, минимум три раза! Читая волнующие заметки дневника Периты, вы забыли, что в начале он вспомнил о существовании магнитного фильма "Манома ММ".
— Танечка, ты просто неотразима! — воскликнул Олег. — Ведь это действительно просто. Первый раз Перита с Перителлой не приземлялись. Однако приобрели полезный опыт.
Во второй раз это удалось торийцам… и они сделали фильм. В третий раз это было, наверно, в Хатанговом заливе…
Таня, соглашаясь, кивала головой, а потом добавила:
— Не надо об этом много мудрствовать. Возможно, они были у нас больше раз, но трижды — по меньшей мере! Надеюсь, наконец, что записи Периты объяснят нам и причину аварии.
В эту минуту замигала сигнальная лампочка над дверью, и из репродуктора донесся голос:
— Доктор Лэмар! Доктор Лэмар! Экстренное заседание Президиума Академии наук через двадцать минут.
