Леонид Резник - Дом в центре
Чувство было жуткое, словно мир вокруг меня поплыл, потерял ясность очертаний. Мне показалось, что этак я смогу ходить сквозь варианты даже без помощи Дома. Наваждение постепенно рассеялось, вернулась способность к логическому мышлению. Что это? Жесточайший приступ угрызений совести? Зависть к тем, кто знает смысл жизни? Чепуха. Текущие заботы — еще не смысл жизни. А вот то, что мои невероятные возможности ко многому обязывают — точно.
Я подумал, что такой вот приступ запросто мог толкнуть моего отца к действиям, не позволить ему просто наслаждаться всеми прелестями жизни. Получается, и я в туристах надолго не засижусь, куда-нибудь полезу восстанавливать справедливость в моем понимании.
Побродив у фонтана рядом с Казанским собором, я, как в старые недобрые времена, попытался установить наличие слежки. Никого. Сложновато это, выследить человека, выходящего не из Дома, а бог знает где…
— Извините, вы говорите по-английски? — Изящная стройная брюнетка с болтающимся на груди фотоаппаратом обратилась ко мне на таком разборчивом английском, что я автоматически ответил:
— Да. — И после недолгих размышлений добавил: — Немного.
Моя собеседница так же разборчиво спросила, как проехать до Исаакиевской площади. Я объяснил и добавил, что могу проводить. Она согласилась, и мы сели в автобус. По дороге я вспомнил слова о ружье, видящем на театральной сцене. На этот раз «ружьем» оказался английский язык. Не зря, выходит, я зубрил его, накачивая мышцы! Шибко не преуспел, но с девушкой симпатичной пообщаться хватит. И в чем особенная прелесть не где-нибудь в Нью-Йорке или Майами, а у себя в Ленинграде, на своей, так сказать, территории.
Девушка оказалась американской студенткой, приехавшей в Ленинград в составе туристской группы и пожелавшей осмотреть городские достопримечательности самостоятельно. Я вызвался поработать гидом, и мое предложение было принято. Слава богу, перед выходом из Дома мне хватило ума заменить лежавшие в кармане брюк итальянские лиры на изрядное количество рублей. Это позволило лихо катать американскую гостью на такси и щедро угощать ее в кафе, куда мы прорвались лишь благодаря еще более щедрым чаевым швейцару. Моя спутница, в полном соответствии с тем, что я знал об американцах, вначале пыталась платить сама, но я пресек ее поползновения на корню. С шутливой (насколько я разбираюсь в английском) интонацией она спросила, богатый ли я человек. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться.
Кроме фраз типа: «Это очень старый дом», «Это очень красивый дом», я оказался способен и к диалогам на более сложные темы. Ну, а под вечер мы так наловчились общаться, словно нашему разговору помогала телепатия. Я предложил Кэт (так звали американку) побывать у меня в гостях, и она согласилась.
Первым делом Кэт из моей квартиры позвонила в гостиницу «Пулковская», где ей удалось застать в номере свою соседку, и предупредила, чтобы та не волновалась из-за ее, Кэт, отсутствия. Поговорив, она приступила к изучению висящих на стенах живописных полотен. Дело в том, что, стараясь потрясти гостью, я «заказал» настоящие хоромы, а стены украсил запомнившимися работами матери, дополнив их и врезавшимся в память «Собакочеловеком». Именно «Собакочеловеку» да еще картине со скелетом-велосипедистом Кэт уделила особое внимание. Она спросила, не Сальвадор ли Дали автор этих полотен, и высказала несколько предположений об их возможной баснословной цене.
Вечер прошел замечательно, аванс на еще более замечательную ночь (звонок в «Пулковскую») я получил… О чем еще остается мечтать человеку? Да я ни о чем и не мечтал. Правда, лаская Кэт, я вспомнил о Руте, и кое-какие угрызения совести зашевелились в душе. Но не сильные. В конце концов, мы ведь не давали друг другу никаких клятв верности?
Засыпая, я пообещал сам себе, что не расстанусь с Кэт ни завтра, ни… в ближайшее время. Наверное, навещу ее в Штатах…
Ярчайший солнечный свет наконец сумел пробраться даже сквозь мои закрытые веки. Сзади, уткнувшись носом в спину, посапывала Кэт, и я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Но через несколько секунд после пробуждения до меня дошло: ни разу в жизни в моей комнате не было так солнечно. Как это я расположил спальню, разместил кровать? Или заказал наутро за окном калифорнийский пейзаж?
Я открыл глаза. И сразу же понял, что комната мне незнакома. Надо вспомнить вчерашний вечер… ночь. Пили мы шампанское и французский коньяк, притом не так, чтобы слишком. Спальню я придумал без выкрутасов, простенькую. Но не эту комнату, точно. Это же… крестьянская изба какая-то. Верно, изба. Разве Кэт тоже из Дома? Какие сволочи так шутят!
Осторожно, стараясь не разбудить Кэт, я повернулся. Господи, боже мой! Спаси и сохрани! Рядом со мной лежала не Кэт! Рута? Трудно даже за день пересказать весь поток мыслей, гипотез, часто абсолютно противоречивых, выданных моим мозгом за какую-то долю секунды. Нет, не Рута. Но и не Кэт. От Руты только соломенного цвета волосы и короткая стрижка. Волосы меня обманули. А вот все остальное…
Похоже, женщина почувствовала на себе мой взгляд, ритм ее дыхания изменился, она открыла глаза.
Первой естественной реакцией женщины в подобной ситуации должна быть попытка прикрыться. Во всяком случае, я так думал. Однако, моя соседка по постели была другого мнения. Не меняя позы, она окинула меня изучающим взглядом и спросила на английском, с трудом поддающемся пониманию:
— Кто ты такой, парень? Что ты здесь делаешь?
— Не знаю. Кто ты? Где я? Чей это дом?
— Это мой дом, — ответила хозяйка на один из моих вопросов, — и ты должен мне деньги… за ночлег.
Мысленно проклиная все на свете, я натянул брюки и полез в карман за деньгами. Интересно, рубли ей подойдут? Кстати, я перевел «за ночлег», а может быть, она имела в виду «за ночь»? Вот переплет… За такие шуточки убивать мало…
Женщина повертела в руках десятирублевую купюру и бросила на пол.
— Это деньги?! — взвизгнула она. — Ты, черт бы тебя побрал, кто ты такой? Почему ты не платишь? Я — бедная женщина, а ты…
Дальше, мне кажется, последовали ругательства, но с этим разделом английского я почти не был знаком. Из добродушной с примесью любопытства женщины хозяйка начала превращаться в крикливую ведьму. Рассчитывать на диалог с ней не приходилось. Да и ситуация пиковая. Лучше сматываться подобру-поздорову.
Я накинул рубашку, всунул ноги в кроссовки, сгреб носки и куртку, окинул комнату взглядом в поисках своих вещей. Ничего. Оставив за дверью крики и вопли, я выскочил на улицу. Отбежал метров на пятьдесят, остановился, привел в порядок одежду, завязал шнурки. И только потом огляделся.
