М Емцев - Ярмарка теней
- Черт с ним, с комитетом! - махнул рукой Второв. - Давай адрес, я все-таки схожу.
- Вера Ивановна тебе объяснит. Это недалеко, в поселке.
...Второв выехал из института, когда желтый язык заката начал жадно лизать окна. Поселок Завидное оказался чистеньким, аккуратным, с новенькими коттеджами. В них жили сотрудники института и работники местной ТЭЦ. Второв без труда разыскал дом, в котором жила Манич. Навстречу ему из открытых дверей квартиры вышли женщины в черных косынках (глаза у них были красны, они сморкались в беленькие платочки). Второв, как обычно в подобной ситуации, чувствовал себя неловко и напряженно. Он слишком плохо знал Риту, чтобы глубоко и искренне переживать, и в то же время обстановка требовала от него выражения неподдельного сочувствия.
В узком коридоре теснились несколько мужчин и женщин. Второв не знал их. В глубине комнаты, куда вели стеклянные двери, стоял гроб. Около него склонились, как-то обвисли, две пожилые женщины.
"Не ко времени я пришел, совсем не ко времени", - подумал Второв.
Мысль о документах, о каких-то бумажках выглядела в этой обстановке нелепой и даже оскорбительной.
"Надо бы уйти, - думал он. - Нехорошо получится. Вообще мне не надо было приходить сюда. Неловко, неудобно".
Но он остался стоять, его ноги словно приросли к полу. Постепенно он передвинулся к стеклянной двери, за которой темные женские фигуры совершали таинственный и скорбный обряд.
- Вы проститься? Проходите. - Старушечьи пальцы осторожно сжали его локоть.
Он прошел в комнату, где было очень душно, жарко и печально пахло цветами. Гроб утопал в цветах. Лицо Риты он так и не увидел. Оно было забинтовано. Второв поклонился и пошел к выходу. Та же старушка, взяв его под руку, провела на кухню.
- Вы сослуживец Риточкин?
- Да. А вы ее мать?
- Тетка. Это несчастье свалилось на нас так неожиданно... - Старушка заговорила деловито и озабоченно: - У Риточки пятеро сестер и один брат. Приехать на похороны смогли только мать и одна из сестер, старшая. Пришлось столько хлопотать, чтобы организовать приличные похороны. Соседи бестолковые. Хорошо, хоть из института помогают, там Риточку любили...
- Простите, я хотел узнать, когда бы я мог еще прийти... - начал Второв и извиняющимся тоном изложил свою просьбу.
Старуха думала несколько мгновений.
- Идемте, - решительно сказала она. - Я знаю, что такое работа. Если у Риточки остались какие-нибудь материалы, вы их сейчас заберете с собой.
Она провела Второва в маленькую, уютно обставленную комнату и оставила одного, бросив на прощание:
- Посмотрите в столе, я скоро вернусь, - и бесшумно исчезла.
Второв с благодарностью посмотрел ей вслед:
"Вот человек, который может служить образцом. Спокойная, ясная скорбь. Деловитость, простота, здравый смысл..."
Совсем поздно вечером, вымытый, выбритый, в черном костюме, Второв входил в ресторан гостиницы "Россия". Его шатало от усталости. Веронику он увидел сразу. Она показалась ему очень молодой и очень красивой. Он испугался, что она снова будет смеяться над его прической, и торопливо пригладил и без того уже набриолиненные волосы.
Жена улыбалась ему какой-то новой улыбкой. Или это голова кружилась и все вокруг казалось новым? Он присел к столику.
- Ну, здравствуй!
- Только без "ну"! Просто здравствуй!
- Здравствуй! - покорно повторил Второв и рассмеялся: - Дрессируешь?
- Нет, скорее наоборот. Ты меня дрессируешь. Особенно если учесть вчерашний разговор. Конечно, я заслуживаю самой суровой кары, но раньше ты был добрее.
- Возможно, я стал суше, черствее, - сказал Второв. - Возраст, сама понимаешь.
- Как живешь? - Она налила ему рюмку коньяку.
- Как сказать... А ты?
- Я? Ты же все знаешь. Езжу. Я писала тебе обо всем.
- Обо всем?
- Ну... в пределах безболезненной нормы.
- Ну, а я жил, как всегда. Работал...
- Ловил в пучинах науки золотую рыбку открытий?
- Я рад, что ты приехала, Вера. Сейчас особенно. Просто хочется поговорить, понимаешь?
Второв как-то очень быстро охмелел. Пьянея, он становился словоохотливым, откровенным и добрым. Совершенно неожиданно для себя он увлекся и рассказал ей о событиях последних двух дней.
Смешно, странно и глупо рассказывать эту историю женщине, которая наверняка останется равнодушной к его переживаниям, но Второв не мог удержаться и говорил, говорил... Она молчала, курила. Было непонятно, слышит ли она его или просто так смотрит ему в глаза. Иногда она улыбалась невпопад, совсем не там, где следовало, но Второв не обижался, он чувствовал тепло и сочувствие, исходившие от этой женщины, и ему было легко говорить.
- ...Ничего интересного у нее я не нашел, - сказал Второв, - хотя вот обнаружил несколько отрывочных записей об опытах с собакой, по кличке "Седой", и с мышами да несколько заметок, где говорится, что "он сказал надо изучить то и то". "Он" - это, очевидно, Кузовкин. Одна запись меня потрясла, она сделана в отдельном лабораторном журнале за несколько месяцев до гибели Аполлинария Аристарховича. Вот, смотри.
Второв сдвинул тарелки и рюмки к краю стола и на освободившееся место положил блокнот. Вероника полистала страницы.
- Он совершенно чистый! - воскликнула она.
- Да, за исключением первой страницы, - сказал Второв.
Там было написано: "Сегодня он решил попробовать "А'" на себе. Его подгоняет смерть Седого, меня - любопытство и боязнь потерять друга". Дальше следовал большой пропуск, и внизу неровным почерком начертана фраза: "Боже мой, и я еще хотела что-то записывать!" Понимаешь, что за этим скрывается?
- Это все?
- Все.
- Из ученого ты становишься детективом, - снисходительно заметила Вероника, стряхивая пепел в недопитый чай.
- Каждый из нас немножко сыщик и охотник. Мы выслеживаем добычу, боремся за нее. Иногда побеждаем, чаще проигрываем.
- Ты впутался в интереснейшую, но, по-моему, слишком сложную историю. Эта пьеса уже сыграна, и все актеры погибли. Тебе не восстановить прошедшего. А что здесь можно извлечь для науки, я не совсем понимаю. Не запускать же снова межпланетную станцию?
- А почему бы и нет? Чтобы добыть ДНК с такими свойствами, о которых пишет Кузовкин? Можно!
- И снова ждать много лет?
- Погоди... Вот ты говоришь - восстановить, восстановить... - Второв задумался. - Это слово имеет для меня какое-то особое значение, - сказал он. - Меня мучает вопрос, почему Рита не уезжала. Она чего-то ждала, на что-то надеялась.
- В любом возрасте человек или надеется на будущее, или использует настоящее, или пытается восстановить прошлое.
- Рита, скорее всего, пыталась восстановить прошлое, особых надежд на будущее у нее не было.
