Алан Фостер - Зелье
— Послушай, ты, альтруистка…
Кай-Сунг мрачно посмотрела на капитана и, казалось, приготовилась к тому, чтобы перевести спор в практическую плоскость и решить на кулачках, кто прав и кто виноват.
К счастью, в тот же миг до слуха всей троицы донеслось мелодичное гудение дверного звонка. Взгляд Порсупаха был красноречивее всяких слов и конфликт прекратился, едва успев начаться.
— Дверь не заперта, — крикнул енот в дверной микрофон. — Разве это возможно, господа?
Панель бесшумно отъехала в сторону, и на пороге появился Филипп. В его руках был поднос, на котором помещалось множество всевозможных блюдец, розеток, тарелочек, чашек: изрозово-коричневые моллюски, белый хлеб, масло, специи, бисквиты с корицей, отварной картофель, копченые змеи…
— Меня кликнули на кухню, — отчитался парнишка, — и велели принести все это.
И Киттен, и Порсупах онемели, заметив на плече вошедшего пресмыкающее. Их обоих точно ледяной водой окатили.
— Не пугайтесь, друзья, — небрежно бросил Мэл. — Змейка совершенно ручная!
— Я знаю, что может сделать с человеком эта гадина, — прошептала Киттен, осторожно придвинувшись к Мэлу, имевшему неосторожность усесться на ее лавку. — Укушенная такой змейкой жертва погибает в страшных муках.
Мэл подавил в себе внезапное желание обнять девушку: ей это могло понравиться, а там пиши пропало…
Филипп собрался было уходить, но вдруг остановился и внимательно посмотрел на Хаммураби.
— Вас удерживают здесь против вашей воли, да?
— Вы очень проницательны, юноша, — ехидно пропищала Кай-Сунг, хотя ее вовсе и не спрашивали.
— У его светлости часто бывают различные гости. Иногда они оказываются весьма странными персонами.
Филипп почесал чешуйчатый затылок своей питомицы. Змея, на миг вскинула голову и посмотрев недоуменно на хозяина, вновь свилась клубком и погрузилась в дремоту.
— Должен признаться, сэр, — сказал Филипп, по-прежнему обращаясь к одному капитану, — что мне кое-что известно о наркотиках.
Мэл, Порс и Киттен замерли от изумления.
— Ваше прибытие сюда, сэр, — продолжал юнец, — помогло мне понять некоторые вещи, которыми я давно уже интересовался. События представляются мне далеко не в самом ярком свете! Но… если я помогу вам спастись, вы можете обещать мне, что остановите поток винта в Реплер-Сити?
Киттен опять нетерпеливо подалась вперед.
— Неужели, добрый молодец, ты можешь вызволить нас из нашей темницы?
На лице Филиппа появилась грустная улыбка.
— Всех вас ожидает либо расстрел, либо утопление, либо электроток смертельного напряжения. Если вы согласитесь рискнуть, я вам попытаюсь помочь.
— Он знает выход из лабиринта, — пояснил Мэл сам себе.
— Тогда мы не только уничтожим наркотики, — воодушевленно заговорила Киттен, как если бы уже покинула узилище, — но и по заслугам наградим тебя, храбрый витязь!
— Тебе также будет гарантирована защита — влился Порсупах, — от недоброжелателей, которые непременно уцелеют даже после того, как Вселенская Церковь покончит с наркоимперией Роуза.
Филипп с недоумением осмотрел щедрого на посулы енота, потом улыбнулся и внезапно заговорил на целую октаву выше прежнего, причем слов нельзя было разобрать вовсе. Мэл примерно понимал, правда, о чем шла речь, так как изъяснялся на томианском достаточно бегло для того, чтобы вступать с кем-нибудь в торговые отношения и т. п. Этот язык отличался своими вычурными тоническими ударениями и запутанным синтаксисом, однако юнец говорил без малейшей запинки.
Внезапно Филипп замолчал. До того внезапно, что Киттен даже немного опешила: впрочем, у каждого языка свои особенности. Бог с ними…
Окончив свой разговор с енотом, юнец взял поднос под мышку и вышел вон. Дверь беззвучно затворилась за ним.
— Ну что, Порс, — спросила Кай-Сунг, — как тебе этот мальчишка?
— Он говорит на чистейшем томианском. Произношение дифтонгов безупречное. Диссимилятивного аканья не наблюдается. Цоканья тоже. А уж какие у него смычно-щелевые — любо-дорого! Даже в родимой сторонке я таких безукоризненных смычно-щелевых не слыхивал!
— Не сомневаюсь, что на одном дыхании он сможет выговорить по-вашему даже такие сложные слова, как “к-о-т” и “п-е-с”!
— Напрасно иронизируешь, милая Киттен!
— Ну ладно, Порс, ладно. Давай выкладывай, что он там тебе наболтал!
Мэл смотрел на закрытую дверь. Он тоже прекрасно понял, о чем говорил юноша, но решил не подавать виду.
— Как вы думаете, приятели, — спросил капитан, — не слишком ли странно, что обычный золотарь в совершенстве владеет томианским да и вообще, надо полагать, страшный полиглот?
— Он золотарь? — изумился Порсупах. — Ну и ну. Да, слушайте. Юнец сказал, что просит нас подождать его. Велел нам быть готовыми ко всему. Потом он помолился за нас, что мне лично очень польстило, выразил свое негативное отношение к наркобизнесу и заявил, что совершенно не нуждается в нашей защите от кого бы то ни было! Он, дескать, сам с усами…
— Что-то он слишком уж самоуверен для подмастерья! — заметила Киттен. — Хотя нам все равно. Лишь бы помог выбраться отсюда!
— Еще юноша выразил надежду, — добавил Порсупах, — что вы с Мэлом хорошие пловцы. Относительно моей персоны, — тут енот стянул с ноги сапожок и зашевелил пальцами, демонстрируя собранию кожистые перепонки меж ними, — у него никаких вопросов не возникло.
— Вы думаете, он и впрямь спасет нас? — с надеждой спросил томианца Мэл.
— А почему вы это у меня спрашиваете? — вопросом на вопрос ответил енот и подошел к загроможденному всевозможными яствами столу, тотчас нацелившись на копченую эфу. — Я могу сказать с уверенностью только одно: в течение ближайших десяти-пятнадцати минут мне не хочется предпринимать никаких решительных действий, исключая разве что активное освоение белково-углеводного бассейна. Жрать охота, господа! Со вчерашнего вечера у меня ни крошки во рту не было.
— Не слишком увлекайся, Порс, — наставительно заметила Киттен, также придвигаясь поближе к кушаньям, — а то так набьешь себе брюхо, что и плыть не сможешь, между тем, нам, по твоим же словам, предстоит преодоление серьезной водной преграды. Не надейся, что пожелаю быть твоим буксиром, обжорливый енотишка!
Едва были доедены последние крошки дивного угощенья, Филипп вновь вошел в дверь. На его одежде виднелись пятна смазочного масла, сажи и просто куски ссохшейся грязи. Крылатая змея все так же сидела на плече у юноши, но уже не спала: голова рептилии горделиво болталась на длинной напряженной шее, одна лапа (змея являлась скорее драконом, нежели обычным гадом) нервно била по воротнику хозяина, крылья то и дело хлопали друг о дружку, — словом, все говорило о том, что драконесса готова в любую минуту взлететь в воздух. Филипп внимательно оглядел едоков и, решив, что перед ним нет противников, подлежащих немедленному уничтожению, несколько расслабился.
