Евгений Прошкин - Механика вечности
Через пятнадцать или пятьсот вечностей — кто их считал! — смертельная карусель наконец остановилась. Я лежал на дороге и гадал, осталось ли в моем организме хоть что-нибудь целое. Потом приподнялся и сел — было очень больно, но мне это все же удалось. Впереди я увидел Ксению. Она дышала, и одно только это сделало меня счастливым. Ксения подняла голову и часто заморгала. Ее левая щека была обезображена большой ссадиной, на которую уже налип песок. Она тронула подбородок, и уставилась на свои окровавленные пальцы.
— Лицо? — с ужасом спросила она.
— Пустяки.
Я поднял Ксению на ноги и начал отряхивать.
— Смотри! — крикнула она.
Сзади двигался белый фургон. Он развернулся боком, и на его кузове я прочитал: «Москарго». Рядом с ним давилась плотная очередь столкнувшихся автомобилей. В начале цепочки лежала бесформенная жестянка желтого цвета. Такси.
— А ты говорил, гелиоплан.
Кусок голубой обшивки принадлежал, конечно, не самолету. Но откуда я мог знать, что лист брони, свалившийся перед нашей «Волгой», прилетел из будущего?
Единственная машина, не пострадавшая в аварии, медленно отъехала в сторону и, свернув на перекрестке, умчалась прочь. Это был… ярко-красный «ЗИЛ-917». Но почему он повернул? Он должен либо поехать прямо, либо врезаться.
— Значит, все произошло из-за нас, — сказал я. — Ты специально выбрала эту дату?
— У меня не было времени.
На нас стали обращать внимание, и мы доковыляли до тротуара.
— Снимем в гостинице номер, — предложил я. — Перемажемся йодом, отлежимся. У меня еще остались деньги. Наши нормальные деньги.
— Нельзя, завтра четверг.
— Будем перемещаться по полдня назад до тех пор, пока раны не заживут.
— Хорошая идея. Ты делаешь успехи.
— Мы теперь знаем, с чего все началось. Мы сможем не откорректировать аварию, а вычеркнуть ее совсем. — Сказав это, я внимательно посмотрел на Ксению.
— Правильно, — согласилась она.
— Мы предотвратим все это безобразие, не вмешиваясь в прошлое: просто не позволим нас арестовать там, в две тысячи шестом.
— Да-да, — ответила она невпопад.
— Ксения… я тебе не верю.
Она поняла сразу. Она не пыталась уйти от ответа, хотя могла бы, ведь я стал ее заложником — ее и проклятого дырокола.
— Немудрено, что ты догадался. Все пошло кувырком, ты и сам видишь. Никто не предполагал, что операция закончится так плачевно. Надеюсь, в этом ты не сомневаешься?
— Кто вы такие?
— Ты ведь в штабе служил, да, Миша?
— Мы встретились не случайно.
— Разумеется. Ты помнишь, что означает гриф «три нуля»?
— Наивысшая степень секретности.
— Там, где я работаю, на документах ставят не три нуля, а четыре. Можешь представить, что это такое?
— С трудом. О вашей конторе не знает никто. В принципе вас вообще нет.
— Нас не существует даже для президента. И ты требуешь, чтобы я тебе открылась.
Мы дошли до узкой улицы, застроенной панельными семиэтажными домами. Здесь было не так людно, и мы остановились отдышаться. Ксения протянула мне свою сигарету.
— Ты здорово придумал насчет вечной среды. В четверг нам соваться нежелательно, — проговорила она, морщась от боли. Кровяная корка на ее щеке начала подсыхать. — Миша, мне необходима твоя помощь. Я могу на тебя рассчитывать?
— Выдай хотя бы минимум информации, — упрямо заявил я. — Мне надоело быть безмозглой кеглей. Что мы собираемся делать, а главное — для чего?
— Нужно взять у Алены твой дырокол. Почему — тебе известно.
— А что же ты с самого начала?.. На кой черт мы лезли во все эти аварии? И… ты правда забрала у матери лекарство?
— Да. Я надеялась, что во всем виноваты мы. Так было бы лучше. А теперь придется отменить операцию. Пойдем поищем, где можно отдохнуть. На стимуляторе долго не продержишься.
Гостиница, в которой мы ночевали в прошлый раз, находилась в двух шагах от перекрестка, но туда нам было нельзя. Там уже сняли номер другие Ксения и Миша. Он подыхал, а она его лечила. Завтра он поправится и втрескается в нее по уши. За ними начнут охотиться скучные мужички с задрипанными чемоданчиками. Завтра будет тяжелый день.
Мы сказали дежурной, чтобы нас разбудили в десять вечера. Нормальная просьба, если не считать того, что часы уже показывали половину девятого. Потом Ксения отошла в дальний угол и открыла в центре комнаты дыру. В темноте плоскость была почти не заметна.
Мы перебрались в блеклый полдень. Номер только что убрали после предыдущих постояльцев, и аромат чужих духов перемешался с удушливыми запахами моющих средств.
Ксения приняла душ и, натершись бесцветным гелем из своей аптечки, стала собирать уже знакомый стальной карандаш. Теперь он состоял из трех частей и был в полтора раза длиннее. Ксения показала, как с ним управляться и, скинув халат, легла на живот.
Пока она устраивалась на кровати, я успел мельком увидеть ее грудь. Второй размер, отметил я, и тут же устыдился: негоже это — переводить совершенство в номера и сантиметры. Судя по всему, Ксения была чуть помоложе меня. После двадцати пяти фигура у женщин начинает округляться, но Ксения сохранила ту необычайную гибкость, которой обладают лишь совсем юные девушки. Она подтянула руки к голове и не заметила, как сбоку выглянула правая грудь — почти вся, до темно-коричневого полукружья, упиравшегося в накрахмаленную простыню. Сквозь тонкую блестящую ткань ее трусиков легко угадывались очертания того, что было под ними спрятано. Резинка чуть сбилась вниз, и за ней, между двумя сходящимися пригорками, показалась маленькая родинка. Не ее ли она обещала продемонстрировать?
Как только я приблизил регенератор к ее коже, Ксения застонала и томно выгнулась. Рана затягивалась на глазах. Вскоре капельки засохшей крови осыпались, и на месте глубокой царапины осталось лишь розовое пятнышко. Минут через двадцать спина Ксении была в полном порядке.
— Спасибо. Лицом я сама займусь, давай теперь тебя.
Она поднялась с кровати, и я снова впился взглядом в ее тело. Ксения даже не собиралась прикрываться, только накинула гостиничный халат, но пояс завязывать не стала.
— Ложись, чего ты ждешь?
Уже не отдавая себе отчета, я взялся за края халата и развел их в стороны. Ксения не сопротивлялась. Она позволила себя поцеловать, потом мягко улыбнулась и сказала:
— Сначала обработаем ссадины.
Она уселась на мои ноги, и я почувствовал, какая она теплая.
— Будет щекотно, — предупредила Ксения.
Первое же прикосновение металлического карандаша заставило меня вскочить. Это был самый натуральный электрошок.
— Что ты делаешь?! — воскликнул я, уворачиваясь.
