Дмитрий Савочкин - Тростниковые волки
Я кивнул.
– Это всё? – спросил я.
Человек пожал плечами.
– У меня к вам просьба, – вдруг сказал он и посмотрел на меня неожиданно мягким взглядом.
– Какая? – спросил я.
– Вы можете передать кое-что? Сообщение?
– Сообщение?
– Да.
– Хм… могу, конечно. А что за сообщение?
– Если вы встретите Старика – а я думаю, что вы его встретите, – скажите ему, что там нет белок. Он когда-то спрашивал об этом. А как ему теперь сказать – я не знаю, в «анфиладе» он не бывает.
– Там нет белок?
– Да. Он поймёт.
– А какому старику это нужно сказать? Не могу же я всем старикам подряд это говорить.
– Я думаю, вы поймёте, когда встретите его.
– Ну хорошо. Я передам.
– Спасибо. Я ваш должник.
– Да, – кивнул я и улыбнулся, – когда-нибудь тоже что-нибудь кому-нибудь передадите для меня.
– Конечно. Только попросите.
Мы встали.
Доктор вывел своего пациента и вернулся через несколько минут.
– Ну что? – спросил он.
– Не много, – сказал я, – но может быть, это чем-то нам поможет.
– У вас действительно есть какой-то маленький предмет?
– Да, – кивнул я, – есть. Но я понятия не имею, как он связан со всей этой историей.
Доктор покачал головой:
– Знаете, я уже много лет пытаюсь понять, как тут одно с другим связано. И у меня это никак не получается.
– Никогда ничего подобного не видел и не слышал, – сказал я, – честное слово. А ведь у меня есть какой-то опыт.
– Это ни о чём не говорит, – сказал доктор. – Знаете, я позавчера впервые в жизни сделал человеку укол крови, содержащей вирус малярии.
– Зачем?
– Чтобы заразить его малярией, разумеется! Гипертермия – очень редкий метод лечения, но некоторые заболевания практически ничем больше не лечатся. Я это к чему говорю: я проработал психиатром двадцать лет, а позавчера впервые попробовал этот метод. Так что не надо впадать в ступор, видя то, чего не было в вашем опыте. Хотите, я вам ещё кое-что покажу?
Я кивнул. Клочко сел за стол, приглашая нас присоединиться, запустил руку во внутренний карман и достал небольшой конверт, в котором лежала чёрно-белая фотография.
– Вот, посмотрите. – Он протянул фотографию мне.
На фото был изображён его пациент – он смотрел прямо перед собой, в камеру, и казалось, что он заглядывает прямо в глаза тому, кто смотрит на фотографию. Я внимательно рассмотрел фото. Чёрные, коротко стриженные волосы, морщины, глубокий взгляд. В общем-то, обычная фотография.
– А что с ним не так? – спросил я.
– Когда, по-вашему, сделано это фото?
– Не знаю… недавно. Стрижка у него здесь такая же, как сейчас.
– Эта фотография сделана после того, как мы впервые его постригли – через полгода после его попадания в нашу больницу. Ей скоро пятнадцать лет.
Я присмотрелся:
– Ну, нельзя сказать, чтобы он сильно изменился.
– Он совсем не изменился. За пятнадцать лет пребывания в клинике. Все вокруг взрослеют, мужают, старятся – и только он остаётся таким же, как тогда, когда я впервые его увидел. Не считая симптомов кататонии, конечно. И причёски.
– Чёрт возьми, – я покачал головой, – мне не верится, что всё то, что вы сегодня рассказали, действительно было задокументировано, собрано, описано, и никто до сих пор не задал вопроса «что происходит?». Вы верите в то, что всё это – просто симптомы разных болезней?
– Я скажу вам, во что я верю. Я верю в то, что психиатрия – новая религия и что её возможности по объяснению явлений, кажущихся загадочными, безграничны. Человек увидел что-то, чего не должно быть, – это галлюцинация. Он увидел это и сумел объяснить – это бред. То же самое увидело много людей – массовый психоз. Парадоксальность ситуации в том, что всё, что нам кажется удивительным и необъяснимым, на самом деле просто пока ещё не было объяснено. Но я уверен, что в будущем обязательно будет. Необъяснимого не существует – существует лишь то, что мы знаем, и то, чего мы пока ещё не знаем.
– А как тогда объяснить то, что ваши записи в Интернете исчезают? – спросила Верба.
– Тем, что у меня – паранойя, – улыбнулся доктор. – Вот видите, психиатрия и здесь легко справляется с задачей. Она остаётся последней баррикадой нашей рациональности.
Всю дорогу назад мы проделали молча. Только в самом конце, когда мы уже подъезжали к дому, Верба неожиданно начала рассказывать мне, как ей прислали роман, в котором у персонажа был как раз этот самый синдром Кандинского – Клерамбо, только тогда Верба не знала, как он называется. Главный герой этого романа жил скучной, тусклой жизнью: работал каким-то младшим специалистом в каком-то учреждении, целый день перекладывал какие-то бумаги с места на место, получал за это гроши и никогда не высовывался. По вечерам приходил домой, включал телевизор, варил пельмени и смеялся над шутками какого-нибудь Петросяна. По выходным лежал в постели и смотрел в потолок.
И вот однажды, идя по улице домой с работы, он почувствовал, что не управляет своим телом. Что за него его ногами и руками двигает кто-то другой, его мыслями управляет кто-то другой, его чувствами управляет кто-то другой. И тогда он подумал: «А что будет, если сделать так?», а потом подошёл к стоящему у обочины новому «Мерседесу», поднял лежавший на земле камень и что есть силы саданул им о лобовое стекло. Ну, как в анекдоте. Только он отчётливо понимал, что это не он делает, а кто-то другой вместо него.
И с этого дня жизнь его действительно круто изменилась. Дальше в романе были описания его приключений: там и бандиты, и разборки, и зона какая-то, и политики с бизнесменами, шоу– бизнес, шпионы и так далее. Причём всё время за героя действовал кто-то другой, герой делал что-то, говорил что-то, но это не он говорил или делал, а кто-то другой в его теле.
– И чем всё заканчивается? – спросил я.
– Тем, что герой получает «главную премию в мире», выходит к микрофону и тут понимает, что тот, другой, который всё это время им управлял, теперь его оставил. И он, герой, стоит напротив огромного зала с какой-то врученной ему бандурой в руке, и все ждут его речи, а он не знает, что говорить. И в конце концов, когда пауза затянулась, он нагнулся к микрофону и сказал:
– Простите. Это не я.
– И всё?
– И всё, да. На этом роман заканчивался.
Я припарковал машину и посмотрел Вербе в глаза:
– Ты есть хочешь?
– Хочу, но идти никуда не хочется. Я могу сама что-нибудь приготовить, у тебя тут магазин далеко?
– Нет, внизу, за углом.
Мы купили картошки, селёдки, лука и живого пива. При виде пивного холодильника я вспомнил о Хаиме и заспешил домой, чтобы проверить почту. Как я и ожидал, в ящике меня ждало письмо.
