Яна Завацкая - Белый Всадник
- Да, - сказала Полтава, - ну и как там Питер?
- А что ему сделается?
- Да-а, -вздохнула Полтава, - давненько я там не была.
- Мне кажется, так здорово жить в Питере, - сказала Таня. - Там такие люди жили. И живут тоже, БГ, например. И вообще город такой чудесный, как сказка.
- Это все равно, где жить, - сказала Полтава. - Важно, что ты делаешь, а не где.
Таня кивнула.
- Нам тоже везет, - сказала она, - Мы зато видим Королеву.
- Видишь ли, - сказала Полтава, - БГ сам по себе, Королева - тоже сама по себе, а ты - это ты. У тебя своя жизнь... С чужой не срисуешь.
- Но все-таки хорошо, когда такой образ перед глазами.
- Это да, - согласилась Полтава, - Это, пожалуй, верно.
- Где пуговицы, не знаешь? - спросила Таня. Она закончила обметывать петли, можно было уже и пришивать пуговицы. Полтава молча показала большим пальцем через плечо. Таня встала, пошла к большому сундуку в углу, с усилием подняла крышку. Порывшись во внутренностях сундука, вытащила коробку с пуговицами и пошла назад, но по дороге вдруг остановилась. Коробка упала на пол, звякнув содержимым, Полтава резко обернулась. Схватившись за стену, Таня медленно сползала вниз, глаза ее обессмыслились, лицо стало совершенно белым. Полтава бросилась к ней, схватила под мышки.
- Ты чего, Танюша?
Тело в ее руках вновь напряглось, Таня пришла в себя, виновато глянув в лицо подруги.
- Ах... Да пусти, все нормально.
Полтава помогла ей дойти до скамейки, уложила.
- Что это с тобой? Может, позвать кого?
- Это все ерунда, - сказала Таня, - просто я устала.
- Вам досталось сегодня ночью? - спросила Полтава.
- Да.
- Что ж ты не поспишь? Поспи, хоть прямо тут.
Полтава извлекла из ящика лоскутное одеяло, набросила на Таню.
- Я сейчас... сейчас встану, - пробормотала она. И крепко заснула.
Когда я проснулась, в избушке нашей было уже полно народа. В соседней комнате раздавался неясный гомон. За окном стояли сумерки. Вот уже и снова сумерки. Дня почти не видишь в Ладиорти. Да и день-то пасмурный, без солнца, без синевы...
Я умылась, погремев железным рукомойником, и вышла в набитую народом горницу. Здесь были не только девчонки, но и Виктор, и Кашка, и Тихий. У нас, впрочем, всегда так. Виктор настраивал скрипку в углу, Лада тащила на стол чугунок с супом. -- Вот и Танюшка проснулась! - объявила она, увидев меня, - ну-ка иди хлеба порежь. -- Все бы тебе работать, - заметила Полтава. Я покорно поплелась за хлебным ножом. Интересно, думалось мне, сколько прошло времени там, на Земле... Не пора ли уже домой? Никак не могу научиться определять это - время здесь течет не только по-другому, оно течет по-разному. Кашка как-то сказал, что здесь вообще более субъективный мир. Может быть, поэтому... А, думать об этом - можно свихнуться. Не хочется домой, именно сейчас - нет. Кажется, намечается милый тихий вечерок, со свечами, с музыкой, и дождь уже барабанит по доскам, и все собрались у огня.
Вот уже запели тихую песню, и девчонки разливают суп по мискам. Но каково тем, кто сегодня ночью в дозоре... Вчера, по крайней мере, было сухо. С такими мыслями я поставила корзину с хлебом на стол. Все дружно склонились над мисками. Кто-то ткнулся мне в колени - я обнаружила под столом вездесущую морду пуделя. Кашка был увлечен беседой, убедившись в этом, я незаметно сунула Баярду кусочек лапши. -- Вам хорошо, - сказала Алиска, оказавшаяся рядом со мной, - Вы вчера отработали. А нам сегодня в ночь тащиться. -- Да уж, нам хорошо, - при воспоминании о прошлой ночи меня передернуло. -- Раньше ведь так не было, - заметил Тихий, - в последнее время они что-то...
-- Ни часа покоя, - подтвердила Полтава, - каждую ночь лезут, и все оравой. -- Подождите, это еще цветочки. Наш Граф все время пророчит не то Армагеддон, не то Апокалипсис. Причем в ближайшем времени. Баярд, фу! - предупреждающе крикнул Кашка.
Мне ужасно хотелось поговорить о Дане, и я не преминула воспользоваться случаем. -- Слушай, Кашка, - спросила я тихонько, - объясни мне, зачем Дан таскает все время нож на поясе? -- Какой нож? - рассеянно сказал Кашка, прислушивавшийся к вспыхнувшему общему разговору. - А, меч... Это, видишь, знак отличия такой. Не для нас, конечно, для теппелов. Этот меч носил один великий воин. Теперь его здесь нет. Он был такой, знаешь, как сама Королева. Ну, вот теперь Дан получил. -- То есть он просто для красоты? -- Ну, что-то в этом роде, - согласился Кашка. - По крайней мере, вытаскивать его нельзя. -- Да, я слышала. -- Понимаешь, - сказал Кашка, - мы здесь ведь все время как на лезвии бритвы. За собой следишь все время. Если плохие мысли будут в бою, свет погаснет, убьют за милую душу. Но убьют - это еще полбеды. А вот если ты душу свою потеряешь... -- Как - потеряешь? -- Здесь очень легко душу потерять. Здесь грехи не прощаются, отвечаешь за них сразу и по полной программе. Злые мысли если одолеют, будешь ненавидеть хоть кого, хоть теппелов, ненависть закроет глаза, можно и душу потерять. Ну а за убийство... проснешься в стране теней. -- За огненной чертой? -- Да, за ней, - подтвердил Кашка, - и это уже - гибель навеки, когда Дух твой от тебя отказался. Помнишь в Библии - вторая смерть? Хуже этого нет. -- Неужели Дан способен кого-то ненавидеть? - усомнилась я. -- Конечно, нет! При чем здесь Дан? - удивился Кашка, - Я вообще про меч начал говорить... У нас здесь никакое оружие не имеет смысла. Мы не можем вообще воевать.
Я бы и не смогла, подумалось мне. Каррос - совсем другое дело. Нормальному человеку должно быть легче умереть, чем убить.
Дверь скрипнула, все обернулись. От ветра затрепетало пламя свечей. -- Легок на помине, - буркнул Кашка.
Серебристый плащ мокро блестел, Дан не снял его, а сел поодаль от нас на скамью. -- Привет всем. -- Да ты садись, поешь, - пригласила Лада. -- Спасибо, уже отужинал, - Дан помотал головой.- Девочки, вы сегодня выходите к Белой роще? -- Да, через час выйдем, - подтвердила Лада.
Дан вздохнул. -- Все верно. Я зашел сказать, чтоб не ждали. Я тоже иду в ночь.
Все замолчали разом. Потом Виктор нарушил тишину. -- Что, совсем плохо дело? -- Не знаю, - ответил Дан, - ничего не знаю. Но сегодня обстановка такая, что выходят все, кто может. -- Но ты же вчера был, - робко возразила Алиска. -- Я поддержу вас у Белой рощи, - сказал Дан. - Поспать сегодня никому не удастся, судя по всему. -- Я тоже иду, - Виктор поднялся, за ним вскочили я и Кашка. -- Таня, ты-то хоть останься, - сказала Полтава, - на ногах уже не держишься.
Белая Роща поблескивала березовыми чистыми стволами у подножия пологого холма. И костер сегодня развести было нельзя - поле со всех сторон, поле позади, да и дождь то моросил, то начинал лупить что есть силы. Мы просто сидели на земле, собравшись в кучки - по трое, по четверо, готовые развернуться в цепь. Совсем уже стемнело, и было мокро, и холодно, и муторно как-то... Там, на Земле, давно уже лежит снег. Здесь, говорят, не бывает снега - морской климат. Полуостров... Я поймала себя на том, что давно уже не вслушиваюсь в разговор. -- У Набокова проза гениальная, - говорила Алиса, - а стихи... идеальные, ровные. Стихи прозаика.
