Татьяна Грай - Подкидыши чужих галактик
- Могу ли я узнать, когда он освободится?
- После полудня. - И Гилакс бросил трубку. Изображение на экране исчезло.
- Вот видите, - прошептала Ласкьяри. - После полудня...
- Ну что ж, - сказал Елисеев, - начнем сборы?
- Ничего более разумного я не слышал в последние дни, - съязвил Корсильяс. - Наконец-то нас вынудили форсировать мыслительный процесс. И результат налицо.
- В таком случае, - не остался в долгу Елисеев, - вам я поручаю самую умственную деятельность. Займитесь уничтожением фонопта и киберов.
- Вот-те здравствуйте, - возмутился Корсильяс. - Это вы мне предлагаете молотком поработать?
- Именно.
- Начальству не перечат, - пожал плечами Корсильяс и отправился на поиски молотка или чего-нибудь такого, что могло бы его заменить.
- Господин консул, вы хотите разрушить здесь все? - спросила Ласкьяри.
- Да, девочка. Мы не можем оставить это. Не имеем права.
- Я понимаю, - прошептала девушка. - Но как жаль...
- Ничего, вы еще додумаетесь и до таких вещей, и до гораздо лучших.
- Я не об этом.
- А о чем же?
- Не знаю, как это сказать... Жаль ваших трудов. Жаль, что такая техника должна быть просто сломана.
- Бывает и хуже.
На этот раз Ласкьяри промолчала.
Через полтора часа сотрудники консульства Земной Федерации были готовы к тому, чтобы навсегда покинуть государство Тофет и планету Ауяну. Но за эти же полтора часа обстановка вокруг здания консульства изменилась. Толпа кочевников теперь бурлила на площади, и сад консульства тоже был полон людей - и выйти незаметно оказалось уже невозможно... Ольшес несколько раз спускался к дверям, выводящим в сад, - нет, кочевники не собирались уходить. Наоборот, похоже было на то, что они расположились в саду всерьез и надолго. От выхода до автомобиля было всего полтора десятка шагов, но как пройти их, не вызвав конфликта? К тому же и у задней двери откуда-то появился солдат с автоматом наизготовку...
Напряжение нарастало. Скоро уже должен был вернуться Гилакс, а уж его земляне хотели бы видеть в последнюю очередь. В конце концов Ольшес предложил втащить солдата в дом и закрыть в кладовке.
- Кочевники нас не остановят, - сказал Даниил Петрович. - А этот воин пусть посидит с полчасика взаперти, пока Гилакс не явится, ничего с ним не случится.
Елисеев вопросительно взглянул на Ласкьяри.
- Да, - сказала девушка, - это можно. Солдата не накажут за ваш побег. Тем более, я могу сказать, что это была моя идея. Надеюсь, - она насмешливо обернулась к Ольшесу, - господин второй помощник не станет возражать против присвоения его мысли?
- Не стану, - заверил ее Ольшес. - Лишь бы удрать поскорее.
Но осуществить предложение Ольшеса сотрудники консульства не успели. Гилакс пришел раньше, чем собирался.
Он был взвинчен до предела, и сразу начал говорить с консулом резко и требовательно, не заботясь о соблюдении дипломатического протокола:
- Ну, я думаю, точнее, я уверен, вы уже все решили, и решили именно так, как вам было предложено.
- Вы ошибаетесь, - вежливо возразил Елисеев. - Ваше предложение для нас абсолютно неприемлемо.
- Вот как? - сквозь зубы проскрипел Гилакс. - И что вы намерены в таком случае делать?
- Мы намерены в ближайшие часы отбыть с вашей планеты. Искренне сожалея о том, что на данном этапе наладить культурный обмен не удалось.
- Посмотрим, как вам это удастся.
И Гилакс выхватил из внутреннего кармана пиджака пистолет.
- Эй, ты, - негромко окликнула его Ласкьяри. - Спрячь эту дрянь!
- Не лезь, сестричка, куда не просят, - огрызнулся Гилакс. - Лучше скажи своему возлюбленному, чтобы не брыкался. А то ему же плохо будет.
- Убери пистолет!
- Ой, как я тебя боюсь, сестричка! Какая ты страшная! Ты меня застрелить хочешь? Какое счастье, что у тебя нет пушки!
Ласкьяри резко шагнула вперед и с размаху ударила Гилакса по ухмыляющейся физиономии. Гилакс грязно выругался и с силой отшвырнул девушку. Она, вскрикнув, упала возле стола.
- Не сметь! - закричал Елисеев. - Мерзавец!
- Я - мерзавец? - удивился Гилакс. - Ах ты...
Раздался выстрел.
И Елисеев охнул, неловко схватился рукой за бок и медленно, неуклюже опустился на пол...
Ласкьяри не закричала, не заплакала - только ее глаза вдруг стали огромными и неживыми. Какое-то время она смотрела на Елисеева - не замечая поднявшейся вокруг суеты, не видя, как Ольшес разоружил Гилакса, а Хедден, убедившись, что консул мертв, отошел в угол и встал лицом к стене - и плечи его дергались, и он уперся лбом в деревянную панель и, казалось, хочет продавить стену...
Росинский наклонился к девушке, обхватил ее за плечи. Ласкьяри подняла голову, всмотрелась в лицо Росинского и шепотом спросила:
- Неужели вы ничего не можете сделать? Вы, всесильные...
- Мы сломали все аппараты... - также шепотом ответил Росинский и закашлялся. - У нас ничего не осталось здесь...
Ласкьяри нервным движением вывернулась из рук Валентина Лукьяновича и подошла к Ольшесу. Она молча протянула руку ладонью вверх, и взгляд ее был таким, что Даниил Петрович расстегнул куртку и достал из кобуры бластер. Несколько мгновений он медлил, не решаясь отдать оружие, и Ласкьяри, потеряв терпение, коротко сказала:
- Дай!
И Даниил Петрович, не отводя взгляда от остановившихся глаз Ласкьяри, отдал ей бластер.
- Ты с ума... - начал было Корсильяс, но Ласкьяри обернулась к нему, и Корсильяс замолчал, не закончив фразу.
- Пойдемте, - бросила Ласкьяри, и, больше уже ни на кого не глядя, направилась к двери. Сотрудники консульства пошли за ней.
Солдат, увидя Ласкьяри, молча отошел в сторонку, опустив автомат, и даже не попытался задержать землян, но кочевники загомонили, повскакивали и, сбившись в плотную толпу, преградили путь к машине. Ласкьяри, внимательно оглядев грязновато-живописную группу, выбрала одного - особенно густо увешанного ожерельями из каких-то зерен и зубов, с перьями во всклокоченной прическе, - и бросила несколько слов на непонятном землянам наречии. Разодетый дикарь ошалело уставился на девушку, потом что-то приказал соплеменникам - и толпа расступилась.
За руль сел Ольшес, и автомобиль осторожно двинулся по узким улицам, заполненным шумными толпами степных людей. Мнимые кочевники расступались перед машиной, грозя кулаками и дротиками сидевшим в ней людям, а иногда и швыряя вслед комья грязи. Но Даниил Петрович не обращал внимания на эти мелкие демарши, пробираясь к выезду из Столицы. Время близилось к полудню, и на площадях уже лежали кучи сухой травы, приготовленные для возжигания праздничных священных костров. Возле этих стожков бродили охраняющие их воины с копьями и дубинами. В переулках и во дворах топтались низкорослые кривоногие лошадки, и вся Столица словно превратилась в огромную конюшню, в которой буйные грязные конюхи затеяли непонятную игру...
