Джо Холдеман - Бесконечная свобода
— Не так конкретно. — (Зато сделал множество неуклюжих намеков).
— Мы… да… я люблю ее. — Кэт пыталась скрыть дрожь в голосе. — Но я… мы… Это было шестнадцать лет назад. А сейчас мы просто соседи, близкие соседи. И с меня этого довольно.
— Я понимаю.
— Не думаю. Я не думаю, что мужчины вообще могут это понять. — Она взяла чашку обеими руками, как будто хотела согреть их. — Возможно, это несправедливо. Я ни разу в жизни не встречала мужчину, который испытывал бы сексуальное влечение к женщинам, пока не оказалась на Небесах. Мне было около двадцати пяти лет. Но нормальные мужчины и мальчишки, среди которых я выросла, должны были трахаться друг с другом. Если этого не было, то и в отношениях не было ничего серьезного. У девушек и женщин все шло по-другому. Можно было любить кого-то, или не любить. Ну, а сексуальные отношения здесь значили вовсе не так много.
— Я не хочу казаться ревнивым мужем, — сказал я. — Я знаю, что вы с Мэригей все еще любите друг друга. Это очевидно каждому, кто даст себе труд обратить на вас внимание.
— Тогда не будем волноваться по этому поводу. То, что Альдо исчез из моей жизни, вовсе не значит, что я кинусь в ее объятия. Возможно, в чьи-нибудь еще. Но запомни, что я так же гетеросексуальна, как и ты.
— Я в этом уверен. — Я уже задавался этим вопросом: была ли эффективной и постоянной та технология, которую Человек применял в этом отношении. Я доверял Кэт, но продолжал думать об этом. — Еще чаю?
— Нет, нам пора идти дальше. — Она улыбнулась. — А то про нас начнут сплетничать.
На третьем, общем, этаже имелись проблемы с безопасностью, которые не были очевидными при невесомости. Старое дырявое ковровое покрытие в кафетерии, казалось, так и предвкушало, что люди с занятыми руками будут спотыкаться о прорехи. Заменить его, конечно, было нечем. Мы отогнули угол и решили после осмотра, что голая металлическая палуба куда лучше, а пересохший клей совсем нетрудно счистить. Через несколько дней мне нужно будет собрать бригаду для этого занятия.
Мы проверили большую часть оборудования тренажерного зала: механизмы для силовых упражнений, для имитации гребли, лыжные и велосипедные тренажеры. Осмотрели кольца, канаты, параллельные брусья и решили, что если кто-то получит здесь травму, то это будет еще нескоро.
В бассейне уже плескалось много народу, в том числе и девять детей. Я знал, что корабль наблюдает за купающимися днем и ночью. На общем этаже жили лишь два человека, умелые пловцы Лючио и Елена Моне. Дверь их квартиры выходила прямо к бассейну. Один из обитателей всегда находился дома, и в том случае, если бы корабль объявил тревогу, мог бы в считанные секунды оказаться у бассейна.
Первый и второй этажи представляли собой близкое подобие четвертого: 95 процентов площади занимала ферма, окруженная жилыми кварталами. Правда, здесь было меньше воды, и единственную опасность представлял собой устричный садок, настолько мелкий, что утонуть в нем можно было только лежа. (Я возражал против разведения устриц — им до первого урожая требовалось расти целых шесть месяцев, — но люди, которые могли смотреть на этих моллюсков, не испытывая тошноты, взяли верх.) В отличие от четвертого этажа, все квартиры здесь были одноэтажными, так что тут не было даже лестниц, из-за которых можно было беспокоиться.
Область под первым этажом являлась самой опасной частью корабля, но она находилась вне юрисдикции инспектора по технике и его верного помощника, гражданского инженера. Там, невидимо для нас, пылали семь тонн антивещества, сдерживаемые мощным силовым полем. Если бы с полем что-нибудь случилось, то у всех нас оказалась бы в запасе примерно одна наносекунда, чтобы подготовиться к новому образу существования в форме вечно несущихся по вселенной потоков гамма-лучей.
Кэт вызвалась воплотить в жизнь великий проект уничтожения ковра, и я уступил ей лидерство в этом деле, хотя и успел сам настроиться на него.
В течение десяти месяцев я находился в центре всех событий — споров, координации действий, принятия решений, — а теперь оказался всего лишь одним из множества пассажиров. Для утешения у меня имелся определенный ранг, вернее, почетное звание, и эфемерное подобие работы, но больше не было ответственности. Я должен был привыкнуть смотреть на то, как дело делают другие.
Глава 3
Теоретически Мэригей все время находилась при исполнении служебных обязанностей, но фактически она лишь ежедневно несла восьмичасовую вахту в ходовой рубке. Две другие вахты принадлежали Джерроду и Мухаммеду.
Их присутствие в рубке имело скорее психологическое или, может быть, политическое значение, чем вызывалось реальной необходимостью. Корабль всегда знал, где все трое находились, ну а если бы потребовалось принять какое-нибудь безотлагательное решение, то он сделал бы это без консультации с людьми. Тем более что человеческая мысль была слишком медлительной для критических ситуаций. Большинство из нас, пассажиров, об этом отлично знало, и все равно, сознание того, что полет контролируют люди, действовало успокаивающе.
Мэригей нравилось рассматривать пульт управления, сложный лабиринт табло, циферблатов, кнопок, верньеров и тому подобного, которыми была тесно утыкана четырехметровая панель с двухметровыми крыльями по сторонам. Она знала, для чего предназначался каждый прибор, досконально научилась пользоваться средствами управления за время обучения на КМЖС, так же, как я выучился водить челнок, но, несомненно, было полезно все время закреплять эти знания в реальных условиях.
(Однажды вечером я спросил ее, сколько звонков и свистков, по ее мнению, находятся на всей восьмиметровой приборной панели. Она закрыла глаза и после почти пяти минут сосредоточенного размышления ответила: «Одна тысяча двести тридцать восемь».)
Она выбрала себе вахту от 04.00 до 12.00, так что мы всегда встречались во время ленча. Обычно мы что-то готовили на скорую руку у себя, предпочитая не спускаться в «зверинец» — так по старой памяти наших солдатских столовых очень скоро стали называть кафетерий. Иногда у нас бывала компания. Прежде, на СП, по вторникам к нам почти всегда на ленч приходили Чарли и Диана, и мы не видели никаких причин отказываться от этого ритуала.
К исходу второй недели я сварил луковый суп с картофелем; в первый, но не в последний раз — в течение нескольких месяцев предстояло потреблять только те овощи, которые Тереза со своей командой смогли вырастить в невесомости. Так что около полугода не следовало надеяться ни на помидоры, ни на салат.