Владимир Яценко - Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира [Антология]
В работе с ними главное — вовремя делать развлекательные паузы.
Вот как сейчас, например.
— Дядяденс! — кричит Вьюн, я узнаю его по щербатой улыбке и рыжим косичкам. — СбачкаІ Дядяденс!
Меня окружили, радостно дергали за одежду, выкрикивали приветствия. Вьюн пробился, сияя жутенькой улыбкой, в которой с прошлой нашей встречи зубов еще поубавилось. Протянул мне фонарик из гуманитарного набора и протараторил:
— Првет, Дядяденс! Сбачка гавк! Кажи сбачку, а?!
И я зажег фонарик и показал им «собачку» — на стене, тенью от ладони с оттопыренным мизинцем, при движении которого собачка «гавкала». Люсиль смотрела осуждающе.
Поиграв минут десять тенями на стене, передал фонарик одному из учеников и попытался «сделать собачку» ладонью Вьюна. Мимоходом удивился ее чистоте, но потом учуял запах фисташкового мыла и понял, что Люсиль не преминула первым делом прогнать всех через процедуру умывания, с гигиеной у нее строго.
Я аккуратно прижал большой палец Вьюна к ладони сбоку, чтобы крайняя фаланга торчала ушком, потом помог оттопырить мизинец, придерживая при этом вместе остальные пальцы. Вьюн способный, многие вообще не могут шевелить пальцами по отдельности.
Вьюн смущенно хихикал, смотрел на тень своей руки (я уже почти не придерживал, чтобы не мешать), вздувал жилы на лбу, пытаясь «гавкнуть». Когда же ему это удалось, уставился на собственную руку с недоумением и даже испугом, словно ладонь действительно превратилась в собачью пасть…
Позже, когда мы возвращались домой по плохо освещенным улочкам, Люсиль позволила своему неодобрению обрести словесную форму:
— Они же не дети, Дэнис!
Я успокаивающе приобнял ее за узкие плечи:
— Все мы в чем-то дети, Лю…
Спорить не хотелось. Люсиль в ответ фыркнула, но промолчала, только покрепче прижалась ко мне. Наверное, в этот прекрасный вечер ей тоже не хотелось спорить. Тем более — в таком красивом и романтичном месте, как бывшее гетто…
Полвека назад трущобы нашего городка были признаны самым классическим и первозданным вариантом типичного гетто, достойным для сохранения. Ободранные стены с остатками обоев внутри и граффити снаружи тщательно покрыли мономолекулярным слоем вечного пластика, препятствуя дальнейшему разрушению.
Местных эвакуировали, предоставив им комфортабельные надувные домики, я сам жил в таком, пока был студентом. Наводные жилища очень удобны, а к легкой качке быстро привыкаешь, многим она даже нравится.
Гроздь таких домиков была создана с учетом привычек и потребностей быдла, но то ли разработчики просчитались, то ли наши быдловане оказались нестандартными. Домики им не понравились. Еще до окончания консервации то одно, то другое семейство пыталось вернуться в привычное место обитания, не обращая внимания ни на какие уговоры. Когда же опасные процедуры закончились и охрану убрали — за пару ночей руины были обжиты заново. Так и получилось, что к моменту торжественного открытия наш Мемориал оказался куда более реалистичным и достоверным, чем задумывалось его создателями. Власти отнеслись одобрительно — ну вроде как одним ключом завернули сразу две гайки. И теперь уже трудно представить Мемориал без быдла и создаваемой им неповторимой культурной среды.
Вот и сейчас — руины красиво подсвечены неверным дрожащим пламенем разведенных у стен костров. Некоторые горят странно, разноцветным искристым огнем с длинными трескучими выплесками — от таких стараюсь держаться подальше. В них жгут пластик, хотя о вреде подобного мы не устаем твердить, и в гуманитарных наборах есть топливные брикеты. Но живой огонь горючего пластика — часть местной культуры. Раньше на нем даже еду жарили, неудивительно, что они такие низенькие, часто болеют и мало живут…
Ничего, с этим мы тоже справимся.
Главное — начать.
9 сентября 206 года после ЕР
Как я был счастлив вчера, какие надежды питал…
Вчера у нас была впереди вечность. Сегодня эта вечность схлопнулась до жалких ста, ну, может быть — ста пятидесяти лет.
Данные об активизации планетарного ядра подтвердились, последние зимы неслучайно были такими теплыми. Дальше будет хуже. По предварительным прогнозам, не пройдет и ста лет, как температура в наиболее глубоких океанских впадинах превысит точку кипения воды. Антарктида продержится еще какое-то время, такое количество льда не растопить сразу даже всепланетарным чайником, но через двести лет вся вода нашей планеты перейдет в парообразное состояние.
Люди вымрут раньше…
Для предотвращения паники сегодняшнее заседание не транслировали в прямом эфире — редкий случай, мне бы сразу насторожиться, но я был слишком упоен вчерашним триумфом.
А все-таки жаль, что заседание не транслировалось — поведение представителей Совета могло бы послужить достойным примером. Не думаю, что кто-то из них был оповещен заранее и имел возможность подготовиться, но ошеломляющую новость мои коллеги встретили весьма достойно. Никакой паники или проявления бессмысленной агрессии, свойственной низшим формам. Никаких лишних слов. Два безукоризненно обоснованных и корректно поданных самоотвода — это уже потом, после доклада ведущего инженера, когда стали распределять места в «ковчегах». С самоотводами все присутствовавшие согласились так же немногословно — да и о чем тут спорить? Кто, как не сам человек, лучше всего способен оценить полезность своего персонального вклада в общее дело?
Перешли к обсуждению «ковчегов».
Проект, задуманный как научно-исследовательский, неожиданно обрел практическое значение. На сегодняшний день достроен лишь один из четырех кораблей. Тут я стал свидетелем отвратительнейшей сцены. Ответственный за кораблестроение коллега повел себя неподобающе, сначала подав необоснованный самоотвод, а потом, когда общественный референдум отказался его принять, окончательно потерял лицо. Он рыдал как плохо воспитанный ребенок и кричал, что никогда себе не простит и более не способен ничем руководить, если не предвидел подобного развития ситуации и не настоял на ускорении строительства. Медики увели бедолагу, но осадочек остался тяжелый.
Хорошо, что все это безобразие не видит Люсиль. Она со многими из моих коллег знакома и даже дружит — вот с этим, например, русским со странным именем Саныч. Как она сможет его уважать, если увидит таким — растрепанным, с выпученными глазами и растопыренным ртом? Я так и не понял, чего он хотел от меня, почему повысил голос? Почему вдруг убежал, махнув лопатообразной рукой.
Ко мне подошли после заседания, когда большинство разбежалось паковать вещи — экипажу и будущим пассажирам предлагалось переселиться в гостиницу рядом с доками.
