Александр Казанцев - Том (7). Острие шпаги
Так и стоял он на краю пашни, с которой поднимался туман (дышала земля!), до самого рассвета, болезненно представляя себе, как Луиза, заливаясь слезами, уходит домой, напрасно оборачиваясь к закрытой калитке.
Когда рассвело, Пьер прошел по собственному следу, оставленному на свежевспаханной земле, до противоположного края, где начинался луг. Теперь он мог установить, что по лугу он шел правильно, четко держа направление на калитку, а перейдя на пашню, встретив более сильное сопротивление почвы ходьбе, непроизвольно изменил направление, которое как бы переломилось. И тут его осенило, что всякое тело, движущееся по прямой (каким этой ночью был он сам!), при переходе из среды с одним сопротивлением в другую с иным сопротивлением под углом к ее границе, меняет свое направление, линия движения переламывается. И это действительно для всех видов движения, вплоть до луча света, который тоже должен «преломиться» при переходе под углом из одной среды в другую, скажем, из воздуха в жидкость или стекло.
Эксперимент блестяще подтвердил догадку Ферма, а его письма с утверждением, что свет преломляется при переходе из одной среды в другую, с обычным для него предложением собратьям-ученым найти тому доказательство, послужили самому великому Гюйгенсу толчком для создания волновой теории света. Ферма же сформулировал общий закон: «Природа всегда действует наиболее короткими путями», объясняя прямолинейность всех природных сил.
У Пьера остался еще один почтовый голубь Луизы, и он отправил ей записку, в которой признался в своей оплошности, приведшей к открытию важнейшего закона Природы.
Луиза де Лонг была внешне кротка, внутренне вспыльчива, но умна. Она не обрушила на возлюбленного упрека, как сделала бы другая женщина. В назначенный час она снова была у калитки и, когда Пьер появился, взяла его за руку и провела на веранду к ожидающему их отцу.
Конечно, Пьер мог ждать чего угодно, но лишь не этого. Поистине не подозревал он, какое богатство обретает вместе с согласием господина Франсуа де Лонга на брак с его дочерью Луизой.
Свадьба состоялась в 1631 году, через два года с небольшим после сочинения первого посвященного будущей жене сонета.
Молодая чета Ферма переехала в заработанный спасением молодого графа де Лейе дом, и еще через год там родился их первенец Самуэль Ферма, будущий поэт и ученый, как и отец. Словом, как говорил Сенека: «Никогда не знает меры счастье!»
Глава пятая. «Дуэль»
Мудрость есть дочь разума.
Леонардо да ВинчиК стене одного из парижских монастырей, близ которой обычно происходили запрещенные поединки, в ранний, излюбленный дуэлянтами час в сопровождении вертлявого слуги на уставшем муле подъехал грузный всадник на боевом коне, в черном плаще и надвинутой на глаза шляпе.
Всадник завернул за угол, чтобы постучать в монастырские ворота, но внезапно трое пеших гвардейцев кардинала преградили ему путь. Всадник не внял грозному окрику и стал грудью доброго коня теснить гвардейца.
Тот обнажил шпагу:
– Не угодно ли спешиться, сударь?
– Зачем? – буркнул всадник, не осаживая коня.
– Чтобы следовать за нами, – ухватился за стремя гвардеец.
– По какому праву?
– Именем его высокопреосвященства господина кардинала.
– Кто это высоким именем останавливает проезжих путников, как разбойник на большой дороге?
Всадник увидел трех спешащих к нему мушкетеров.
– Что мы видим, господа гвардейцы? Трое против одного? Едва ли это можно счесть учтивым. Если вы немедленно не сочтете возможным принести извинения остановленному вами господину, мы предложим вам другое соотношение сил, трое против троих. Угодно будет вам?
– Вы опять затеваете запрещенные королем и его высокопреосвященством поединки! Мы находимся при исполнении служебных обязанностей, выполняя приказ, и вы не имеете права нам мешать.
– Полноте, господин гвардеец, – продолжал задиристый мушкетер с изящными манерами, завитыми усиками и пятном бородки, – разве можно помешать в чем-нибудь безнадежным бездельникам?
– Вы ответите за свои слова перед его высокопреосвященством!
– Простите, почтенный гвардеец, но не вижу здесь его высокопреосвященства, перед которым должен отвечать.
– Мы доставим вас к нему, не беспокойтесь.
– Очень интересно, какой способ вы выберете для этого?
– Если вам угодно, господин мушкетер, то носилки, на которых переносят раненых или убитых.
Всадник не стал ждать конца препирательствам и подъехал к воротам. Привратник, увидев его в щелеобразное окошко, потребовал назвать пароль. Доносились грубые ругательства и звон шпаг. Очевидно, гвардейцы продолжали, но уже менее изысканно, выяснять отношения с мушкетерами, которые помешали им задержать всадника, действуя, как всегда, против гвардейцев кардинала по принципу: «Что хорошо его высокопреосвященству, может не понравиться королю».
– Пароль! – потребовал еще раз привратник.
– «Мыслю – следовательно, существую», – произнес по-латыни всадник и исчез за монастырскими воротами, крикнув слуге: – Огюст, жди меня здесь ближе к вечеру.
Слуга повернул своего измученного мула и поехал искать трактир мимо дерущихся на шпагах солдат, с удовлетворением отмечая, что гвардейцы вынуждены отступить. Мушкетеры не стали их преследовать, и один из них, великан с лихо закрученными усами, подмигнул Огюсту.
– Откуда? – низким басом спросил он.
– Из Амстердама, сударь, – с подчеркнутой готовностью ответил слуга и подобострастно улыбнулся.
– А мы думали, из Бордо, – добродушно заметил мушкетер, вкладывая шпагу в ножны. – Там, говорят, вино отменное.
Всадник, отдав поводья выбежавшему послушнику, скинул черный плащ и оказался в офицерском мундире нидерландской армии. Он вошел в мрачное монастырское здание вслед за встречавшим его аббатом со строгим аскетическим лицом.
Толстые, как в крепости, стены, низкие арки, темные коридоры и благоговейная тишина, подчеркиваемая отзвуком шагов под сводчатыми потолками, заставляли говорить вполголоса.
– Его преподобие благочестивый отец-настоятель отвел для моих гостей монастырскую трапезную, дорогой Декарт, – обернулся к офицеру аббат. – В ожидании тебя они восхищаются твоей отвагой.
– Надеюсь, дорогой Мерсенн, эти толстые стены – надежная защита от преследований?
– Монастырь – крепость духа и веры, ни один воин его величества или его высокопреосвященства не осмелится войти сюда.
