Брайан Олдисс - Долгие сумерки Земли (The Long Afternoon of Earth)
Грэн чувствовал, что мираж действует на него не так, как на других. Но это было неважно. Ему было хороню в этом полете, где не было ни времени, ни расстояния.
И тем не менее он чувствовал, что отстает от других. Скорость его полета падала. Появилось беспокойство, и он ощутил присутствие временного измерения, иначе он не отставал бы от других. И они бы не оглядывались на него, улыбаясь и кивая головами: птица, животное, люди-тамми. И не расцветали бы буйной зеленью различные растения, заполняя расстояние между ним и его попутчиками. И он бы не гнался за ними, крича и все равно отставая. И вдруг все то, что он уже успел полюбить, и к чему успел привыкнуть, стало исчезать.
Его охватил страх – страх потерять этот зеленый рай, где так сладко кружится голова. Но миллион глаз сказали «Нет!» и выплюнули его обратно в мир, которому он принадлежал…
Он лежал в пещере, распластавшись на истоптанном песке, раскинув в стороны руки и ноги. Он был один. Над ним миллион каменных глаз с отвращением закрылись, и в его мозгу утихла зеленая музыка. Грэн почувствовал себя жутко одиноким.
По-прежнему шел дождь. Грэн понял, что его отсутствие, казавшееся ему бесконечно долгим, длилось какое-то мгновение. Время… или что там еще… было, наверное, субъективным феноменом, механизмом в кровообращении человека, чуждым растениям.
Грэн сел, пораженный собственными мыслями.
– Морэл! – прошептал он.
«Я здесь…»
Последовало долгое молчание. Наконец грибок заговорил.
«У тебя есть разум, Грэн. Поэтому скала не приняла тебя. Нас. Тамми были почти такими же неразумными, как морское животное или птица. Они были приняты. И теперь то, что для нас мираж, для них – реальность. Их приняли». И вновь – молчание.
– Приняли куда? – спросил Грэн. – Все было так красиво…
Морэл ответил уклончиво:
«Нынешний век – век растений. Они покрыли зеленью всю Землю, развиваясь и распространяясь очень стремительно. Они приняли различные формы и давно заполнили все возможное экологическое пространство. Земля перенаселена до предела. Везде – растения, которые растут и распространяются бездумно и беспорядочно, усугубляя и без того до предела обострившиеся проблемы произрастания и выживания.
Когда твой дальний предок – человек – правил этой планетой, он знал, что надо делать с заросшей клумбой в его саду. Он или трансплантировал, или просто удалял. Теперь природа каким-то образом изобрела своего собственного садовника. Скалы превратились в передатчики. По-видимому, на побережьях есть много станций, подобных этой, … станций, где неразумное существо, или близкое к нему по своему развитию, может быть принято к последующей передаче; станций, где растения могут быть трансплантированы».
– Трансплантированы куда? – спросил Грэн. – Где это место?
Ему показалось, что в голове у него прозвучало нечто похожее на вздох.
«Неужели ты не видишь, что это всего лишь мои предположения, Грэн? С тех пор, как мы вместе, я тоже отчасти стал человеком. Многообразие форм жизни – бесконечно. Для тебя солнце – это одно, для цветка – совсем другое. В нас море вселяет ужас, а для этого огромного существа, которое мы видели… Невозможно описать то, где мы были, да и как, если все, что произошло, – очевидно в своей алогичности».
Грэн неуверенно поднялся на ноги.
– Меня тошнит, – сказал он.
Покачиваясь, он вышел из пещеры.
«Чтобы постичь другие формы существования… проникнуть в другие измерения…» – вещал морэл.
– Ради богов, заткнись! – закричал Грэн. – Зачем мне знать обо всем этом, если оно мне недоступно. Не хочу! Все! Это был мираж. А теперь оставь меня в покое. Меня тошнит.
Дождь был уже не таким сильным. Грэн дошел до ближайшего дерева и прислонился к нему спиной. Болела голова, слезились глаза, в животе все переворачивалось.
Они сделают паруса из больших листьев и уплывут отсюда – он, Яттмур и четыре оставшихся в живых Рыбака. Они должны уплыть отсюда. Если станет еще холодней, они сделают себе одежду из этих же больших листьев. Это был далеко не рай, но жить здесь, в общем-то, можно.
Его рвало, когда он услышал крик Яттмур. Он поднял голову, слабо улыбаясь. Она возвращалась, идя не спеша по мокрому берегу.
18
Они стояли, взявшись за руки, и он сбивчиво пытался рассказать ей о том, что произошло с ним в пещере.
– Я рада, что ты вернулся, – сказала она нежно.
Он виновато склонил голову, думая о тех незнакомых ранее ощущениях, которые он испытал. Он почувствовал, что смертельно устал. Мысль о том, что снова придется плыть по воде, ужасала Грэна, но тем не менее он понимал, что оставаться на острове нельзя.
«Тогда пошевеливайся, – сказал морэл. – Ты такой же неповоротливый, как и люди-тамми».
Все еще держась за руки, они развернулись и медленно пошли по берегу. С моря, неся дождь, дул холодный ветер. Четыре Рыбака стояли, тесно прижавшись друг к другу, там, где их оставил Грэн. Увидев приближающихся к ним Грэна и Яттмур, они дружно повалились в песок.
– Прекратите это, – сказал Грэн. – Нас ждет дело, и вы будете выполнять свою часть работы.
Все вместе они направились к лодке.
Над океаном дул резкий свежий ветер. Траверсеру, зависшему высоко в небе, лодка и шесть ее пассажиров казались всего лишь дрейфующим бревном, которое медленно удалялось от острова с одной-единственной скалой.
Абсолютная беспомощность, но вместе с тем и таинственность положения, в котором оказались люди, угнетала их, хотя они и смирились со своей второстепенной ролью в этом мире. И теперь, ко всем их неприятностям, прибавился еще и туман, появившийся внезапно и окутавший лодку тугой пеленой.
– Это самый густой туман, который, я когда-либо видела, – сказала Яттмур.
– И самый холодный, – уточнил Грэн. – Ты не заметила, что происходит с солнцем?
Во все сгущающемся тумане уже не было видно ничего, за исключением воды, да и то только у бортов, и огромного красного солнца, которое низко висело над водой в направлении, противоположном тому, в котором плыли люди. Яттмур еще сильнее прижалась к Грэну.
– А ведь солнце было прямо над нами. Теперь же мир воды грозит поглотить его.
– Морэл, что происходит, когда нет солнца? – спросил Грэн.
«Там, где нет солнца, есть темнота, – продребезжал морэл и добавил с иронией: – Мог бы и сам догадаться. Мы вошли в мир вечного заката, а течение уносит нас все дальше и дальше».
Морэл вещал, тщательно подбирая слова, и тем не менее Грэн дрогнул перед страхом неизвестности. Он еще крепче прижал к себе Яттмур и пристально посмотрел на солнце – тусклое и огромное, светящее сквозь тяжелый от влаги воздух. В то время, как он смотрел на солнце, что-то темное и бесформенное (они наблюдали это ранее по правому борту) вдруг вклинилось между лодкой и солнцем, отколов от него кусок. В это же мгновение туман сгустился, и солнце исчезло из виду.