Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (Рассказы)
Едва только сквозь оконные занавески забрезжил рассвет, как Тимофеев с трудом разлепил веки и не сразу смог сообразить, где находится. Он чувствовал себя так, словно его накануне пропустили между валикам и стиральной машины. «Неужели заболел? — встревожился он. — Этого еще не хватало!» Он попытался молодецки соскочить с постели сразу на обе ноги и вместо этого ссыпался на пол вместе с ворохом простыней.
В глубокой задумчивости Тимофеев согнул руку, чтобы отодрать от себя излишнее убранство, и явственно услышал, как заскрипели его молодые суставы.
— Что же это? — изумился он вслух и не узнал своего голоса.
Его природный баритон с элементами фальцета за одну ночь сместился по звукоряду куда-то в область субконтроктавы. В любое иное время это обстоятельство лишь придало бы народному умельцу солидности. Но в сочетании с наглым поведением постельного белья происходящее пробудило в нем неясную тревогу.
Сопровождаемый скрежетом суставов, сделавшим бы честь самому уважаемому ревматизму, Тимофеев освободился-таки от простыни, не без труда отклеился от напольного коврика и потянулся за одеждой.
— Чародей! — внезапно вскричал он, если только можно назвать криком инфразвуковые колебания. — Его вылазка!
Он вдруг вспомнил свой совет насчет трения, необдуманно поданный давеча чуть тепленькому от возлияний зарубежному гостю.
— Чертов предприниматель! — громыхнул Тимофеев и, преодолевая сопротивление взбунтовавшихся сил трения, потянул на себя все, что мог.
Ему пришлось оставить эти попытки, поскольку ткань его брюк слегка задымилась. Замотавшись в более уступчивую простыню и живо напоминая внешним видом древнеримского сенатора, затеявшего дворцовый заговор, он доковылял до дверей и с ужасом подумал, что было бы, имей он привычку пользоваться замком. Но, как известно, такой привычки за свою недолгую биографию Тимофеев благополучно не приобрел. Поэтому он опасливо приналег на дверь, и та, поразмыслив, уступила.
Сбирая пятками поролоновые дорожки в коридоре, он достиг номера, где обитал Гэллегер. Здесь Тимофееву пришлось признать, что до сей поры ему немыслимо везло: и эта дверь была приоткрыта, очевидно, патентовед-экспериментатор не нашел в себе сил запереть ее на ночь. Гнусно визжа петлями, она пропустила Тимофеева внутрь. Номер между тем пустовал.
— Джим! — иерихонской трубой заухал Тимофеев.
Где-то наверху, в районе люстры, ему почудилось неясное шевеление. Тимофеев, скрипнув позвоночником, поднял голову. А затем его нижняя челюсть с хрустом отвисла.
На потолке, притулив к люстре подушку и завернувшись в клетчатый плед, в раздольной позе возлежал Гэллегер. Его затянутые поволокой глаза без особой осмысленности взирали на вошедшего.
— Хэлло, Вик! — зарычал он. — Что ты там делаешь вниз головой?
Тимофеев собрал все душевные силы, чтобы унять вспыхнувшее с небывалой силой раздражение.
— Лично я стою, где положено, — с нажимом ответил он. — А ты спишь на потолке! И будешь спать, покуда не протрезвеешь!
Частный чародей завертел всклокоченной головой, понемногу приходя в себя. Ему сделалось дурно.
— Внизу мне показалось жарко, — прогремел он жалостливо. — Я стал искать сквознячок, но не нашел… Вик! Спасите нашу души! Сними меня отсюда!!!
— Что ты сделал перед этим? — допытывался Тимофеев.
— Ничего особенного, — причитал Гэллегер. — По твоему совету… Прибор для локального усиления трения…
Взгляду Тимофеева предстало нечто отдаленно напоминающее будильник без корпуса, сиротливо лежавшее среди окурков на журнальном столике.
— Буржуй недобитый, — устало возмутился Тимофеев. — Шуток не понимаешь? Все нормальные изобретатели борются за то, чтобы преодолеть силы трения, а ты что наделал?
— Сними меня, — тихонько попросил Джим. — У меня сейчас голова отпадет. Я думал — с перепою, а оказывается — с потолка… Я хочу к тебе! Янки, гоу на пол!
И отходчивый Тимофеев полез на стенку.
Очевидно, в непосредственной близости от прибора коэффициент трения возрастал неограниченно, поэтому народному умельцу не составило большого труда проползти по стене до самого верха, а затем, для приличия немного поборовшись с психологическим барьером, перебраться на потолок. Где подтягивая, а где подталкивая, он вынудил деморализованного Гэллегера отцепиться от люстры и совершить обратный путь. Стеная и жалуясь на свое пагубное пристрастие к алкоголю, Джим отлип от стенки и угнездился в постели в позе отходящего праведника.
И тут в номер вошла девушка Света.
Она выглядела весьма неважно. Должно быть, и ей перепала своя доля мучений. Света, как и ее суженый, была закутана в простыню, хотя несла свой наряд с гораздо большим изяществом.
— Витенька, — позвала она прокуренным басом. — Что же происходит с самого утра?
От предосудительных звуков собственного голоса ей сделалось горько, и ее губки задрожали.
— Света! — со всевозможной нежностью заревел Тимофеев. — Только не плачь! Это все Джим напортачил! Он усилил трение, и твои голосовые связки работают ненормально! Воздух о них сильно трется! И суставы тоже трутся! Это пройдет, он сейчас все исправит…
— Легко сказать, — пророкотал Гэллегер. — Если бы мне помнить, как это делается…
— То есть как? — опешил Тимофеев.
— Тривиально. Я никогда не помню, что делаю в нетрезвом облике. Ни поступков, ни изобретений. Если бы мне знать принцип действия этого чудовища! — Гэллегер с ненавистью покосился на раскуроченный будильник и утомленно смежил веки.
— Вообще-то за такие дела положено убивать, — зловеще произнес Тимофеев.
— Убейте меня, — с тихой радостью согласился Джим. — Нет сил страдать! Меня снедает похмелье…
— Безобразие! — укоризненно просипела Света. — Надо же изредка думать, прежде чем что-то изобретать! Всякое открытие влечет последствия, и нельзя так безответственно относиться к своим поступкам!
При этих ее словах Тимофеев пристыженно покраснел и сделал вид, что поглощен изучением прибора. Кто-кто, а уж он-то и подавно заслуживал того же упрека. Но ему как любимому человеку многое прощалось.
— Ковбойский принцип, — оправдывался Гэллегер. — Сперва стреляй, потом думай…
— Но вы же не ковбой, а человек! — не унималась девушка.
— Света, — наконец отважился вмешаться Тимофеев. — Присмотри за ним, а то еще умрет в самом деле, международных осложнений не оберешься… А я попробую разобраться в приборе.
И он склонился над будильником.
В это время в вестибюле гостиницы неприкаянные приезжие устраивали инфразвуковую атаку администратору, укрывшемуся от них за стойкой. Как известно, сверхнизкие звуковые колебания способны угнетать человеческую психику, и поэтому администратор, испытывая безотчетный страх, раздавал налево и направо ключи от свободных номеров, которые зажимались на протяжении многих дней. При этом он, соблюдая формальности, объяснял, кому и куда пройти, чем вызывал ответное угнетение и без того расшатанной психики постояльцев, и те, в состоянии, близком к панике, разбредались по этажам. Впрочем, никто не смог попасть в свой номер: ключи, скованные озверевшей силой трения, не проворачивались в замках.
