Александр Шепиловский - Феномен
— Да просто не весь хвост попал под пучок флуктонов, потому его и «срезало».
— Совершенно верно. Такие глупые вопросы задаю. Но флуктоны вместе с моделью пронзили также и часть туннеля, по крайней мере, низ его и стенку камеры, значит должны образоваться и их копии в виде вырванных кусков.
— Туннель и камера сделаны из мезофтирилла, мезоатомы которого прозрачны для флуктонов.
— А раз нет взаимодействия, то нет и информации, — как преподаватель на уроке физики поучительно закончил я.
— Спасибо, — невозмутимо ответил Добрыня. — Теперь буду знать.
Владимир усмехнулся, а Добрыня на секунду прикрыл ладонью глаза:
— Затмение находит. Но «фокус» хороший! Будем знакомы, Хавренок! Поздравляю тебя. А сейчас, как хотите, я включаю видофон.
Скоро в лабораторию вбежала Юлия, потом торопливо вошел Тарас, за ним Захар с Архипом, другие сотрудники, и еще, и еще. Народу было — как на пожаре. Удивлялись, улыбались и хвалили маленького экспериментатора. Два раза включали «Аленушку», получили четырехкилограммовую изюмину без косточек и еще одного Бонифация, на этот раз Бонифация маленького, меньше мышки. Котенок-крохотуля, весом в двадцать граммов, на потеху всем мяукал, бегал и играл бумажками.
Я с удивлением смотрел на этих умных серьезных людей, вдруг ставшими детьми, безалаберными и доверчивыми, будто и не было никакой дисциплины, ни начальника, ни подчиненных, ни старших, ни младших — все равны. У всех один праздник. Что хотят, то и творят, веселые и смешные. Тем не менее порядок есть и дело делается. Туда бы нашего ретивого администратора на перевоспитание, чтобы забыл слова «нельзя», «не положено», «запрещено». Нормальный человек сам прекрасно знает, что — «можно», а что — «нельзя».
Смущенный вниманием Хавренок, сказал Владимиру, что в старину за это награждали, поэтому нельзя ли пополнить его коллекцию минералами?
— Внимание! — поднял руку Владимир. — Наш Хавренок просит получить для своей коллекции минералы. Исполним его просьбу?
Все дружно закричали, что нужно исполнить. И каждый предложил в качестве модели воспользоваться своим украшением, у кого брошь, у кого перстень, браслет… Понадавали разных драгоценностей. Мальчик отобрал понравившиеся ему камни, а все изделия из металла отложил в сторонку, сказав, что они не нужны, потому что они — не минералы.
И «Аленушка» заработала. Сначала в качестве исходного материала брали землю на улице, потом упростили: ставили в камеру банку с водой, а потом и вовсе упростили — лили воду прямо из шланга. И всем это очень нравилось.
— Примитивно, но как здорово! — ликовал Владимир.
Вместо воды из камеры вынимали килограммовые изумруды и топазы, аквамарины и сапфиры. Глаза разбегались от обилия красок и причудливости форм. Это были несметные сокровища, о которых не могли мечтать ни короли, ни раджи, ни фараоны. Но никто в этих необычных драгоценностях никакого богатства не видел, это были просто мастерски обработанные, изумительные по красоте камни. Кто-то сказал, что золотой самородок тоже минерал, и сбегал за ним домой. Пример оказался заразительным, один за другим стали вспоминать, что у них дома тоже есть какие-то минералы и сразу бежали за ними. Гора камней и кристаллов росла. Чего только не было здесь: опалы, рубины, аметисты… Даже были минералы с Луны, Марса и колец Сатурна. Такой уникальной коллекции мог позавидовать бы любой музей. На получение копий образовалась очередь, которая быстро превратилась в толкучку. Кто-то полез без очереди, очередь сразу загалдела и завозмущалась: «В порядке очереди!» Ощущение было знакомым — будто опять побывал в своем веке.
Из энергоцентра сделали тревожный запрос: куда уходит такое огромное количество энергии? Они вынуждены будут скоро отключить подземную макаронную фабрику. Тарас объяснил причину расхода энергии и вдруг опомнился:
— Кажется, мы перевыполнили и перестарались!
Раздался дружный хохот. А я получил удовольствие, будто просмотрел хорошую развлекательную программу.
Глава 9
Слов нет, заманчиво получать из воды и земли практически все, что угодно. И я думал, что Владимир с Добрыней увлекутся этим и уйдут в сторону от своей главной задачи. Однако они отдали флуктонную пушку в институт физики планкеона.
— Хорошая игрушка, — сказал Добрыня, — но не по нашей части.
— Совсем не по нашей, — согласился Владимир. — Развлеклись маленько, отдохнули, а теперь беремся за ум, Добрынюшка.
Они взялись за ум, и были в полном согласии — редкое явление. По их мнению, приближался день спасения Потапова и Попова.
Юлия спросила меня, знал ли я раньше о существовании флуктонной пушки? Я рассказал о появлении в камере бриллианта и о том, как мы с Владимиром были детективами и нашли Хавренка.
— И ты все это время молчал! — обиделась Юлия. — Я же просила ничего не скрывать от меня.
— Юля, но ведь это несущественно.
— Но почему опять тайно?
— Владимир просил не говорить. Но если бы он задумал втихомолку провести эксперимент, я бы обязательно тебе рассказал.
— Не оправдывайся. Я понимаю, мужская солидарность, никому ничего не угрожало, но мне обидно. Ты в последнее время был сонным и вялым, а настоящую причину не сказал, изворачивался, тайна была от меня.
— Ну, если уж на то пошло, Юля, то я тебе вообще ничего не обещал и твердого слова не давал. Так?
— Понимаю, — Юлия приблизилась вплотную и, ласково сказав: «Дуралейчик ты мой», неожиданно обвила мою шею руками и поцеловала в губы. Я задохнулся от счастья. В шальной обалделой голове металась только одна мысль: «Любит!». Юлия ловко выскользнула из моих рук — не помню, когда успел обнять ее — и легонько оттолкнула. Я в порыве кинулся к ней, но она выставила вперед ладонь, сказала «до свидания» и ушла.
На занятия Юлия явилась с таким видом, будто между нами ничего не произошло. Я думал, она хоть немного будет смущена и поведет себя как-то по другому, что мы станем ближе друг другу. Она и повела себя не так, как обычно, но только в худшую сторону. Смотрела на меня безразлично, говорила без выражения, казенным языком, но грамотно и толково. Отзанимавшись, она сухо сказала «до свидания» и ушла. И так каждый день. Если раньше мы, бывало, делали перерывы, отдыхали, дурачились, что всегда исходило от Юлии, то теперь не было никакого баловства и никаких шуток — одна деловитость и серьезность. Если я случайно касался плеча девушки, ее руки или ноги, то она мгновенно отстранялась. Она была корректна и вежлива, но очень холодна. Зачем же она меня поцеловала? Думал и о капризе, и о тайнах женской души, в чем я абсолютнейший — профан, и не мог ничего понять. Поведение девушки было неестественным, несерьезным, она была похожа на ребенка, который надулся на обидчика. Я чувствовал, что Юлии самой несладко от такого времяпровождения, ей самой эта игра надоела. И однажды я не выдержал:
