Роберт Сойер - Мнемоскан
Ребекка была очень умна; за это, в частности, я её и любил.
— Она тебя не узнаёт, верно?
Я молчал дольше, чем это считается приличным в телефонном разговоре, потом ответил:
— Да. Не узнаёт. — Я снова помолчал, потом сказал: — Я же помню, как тебе нравилась Ракушка. В твоём доме разрешается держать животных?
— Ага, — ответила она. — Да, я с удовольствием присмотрю за Ракушкой.
— Спасибо, — сказал я.
Должно быть, разговор о собаке подвигнул её кинуть мне кость:
— На то и нужны друзья.
Я сидел в гостиной моих лунных апартаментов и читал с планшета новости. Конечно, статьи были отобраны в соответствии с моим списком ключевых слов, и…
Господи…
Господи Иисусе.
Да может ли это быть правдой?
Я открыл статью и прочитал — а потом прочитал ещё раз.
Чандрагупта. Я никогда раньше не слышал этого имени; то ли это была не его область, то ли…
Гиперлинк — биография. Нет, нет, всё настоящее, без обмана. А значит…
Моё сердце бешено колотилось, глаза застилал туман.
О Господи. Боже ж ты мой…
Наверное, я должен послать ему е-мэйл, но…
Но, чёрт его дери, я не мог. Нам разрешалось получать новости с Земли — я никогда бы сюда не приехал, если бы знал, что не смогу следить за играми «Блю Джейз» — но любые контакты с оставшимися на Земле людьми были строго запрещены.
Господи, почему это не случилось несколько недель назад, до того, как я потратил все эти деньги на мнемосканирование и переезд на Луну?
Но то были всего лишь деньги. Это — гораздо, гораздо важнее.
Неизмеримо важнее.
Это изменит всё.
Я перечитал новостную заметку, чтобы убедиться, что я не ошибся. Ошибки не было. Всё это было реально.
Я чувствовал возбуждение и ликование и трепет. Я покинул свою квартиру и практически вприпрыжку кинулся к офису «Иммортекс».
Главного администратора Верхнего Эдема звали Брайан Гадес: высокий, за пятьдесят, светлые глаза, серебристо-белые волосы, собранные сзади в хвостик, белая борода. Он встречал нас по приезде; я ещё пошутил, что фамилия у него — просто ад; и хотя его голос ни на йоту не сбился с обычного любезного «клиент-всегда-прав», его бородатая челюсть напряглась так, что сразу стало ясно — я далеко не первый так шучу. Бюрократию здесь не разводили, так что я просто вошёл в дверь его офиса и поздоровался.
— Мистер Салливан, — сразу сказал он, поднимаясь из-за модного стола в форме почки; нас тут было не настолько много, чтобы нельзя было запомнить всех в лицо. — Чем могу помочь?
— Я должен вернуться на Землю.
Гадес вскинул брови.
— Мы не можем этого позволить. Вы знаете правила.
— Вы не понимаете, — сказал я. — Они нашли решение моей проблемы.
— И что же это за проблема?
— Синдром Катеринского. Разновидность артериовенозной мальформации в мозгу. Это из-за неё я здесь. Но теперь появился способ его лечения.
— Правда? — спросил Гадес. — Это замечательная новость. И как его лечат?
Я прекрасно владел всей необходимой терминологией; я ведь жил с этим бо́льшую часть жизни.
— С помощью нанотехнологий они эндоваскулярно вводят в АВМ частицы, которые закупоривают её нидус; кровь перестаёт в неё попадать. Поскольку частицы состоят из углеродных нановолокон, организм не отторгает их и никак на них не реагирует.
— И из этого следует… что? У вас будет нормальный срок жизни?
— Да! Да! То есть вы понимаете, что…
— Это великолепно. Где они делают такие операции?
— В Джоне Хопкинсе[14].
— Понятно. Что ж, вы туда попасть не можете, но…
— Что значит я не могу туда попасть? Мы говорим о спасении моей жизни! Я знаю, что у вас правила, но…
Гадес поднял руку.
— И мы не можем их нарушить. Но не волнуйтесь. Мы свяжемся с нужными людьми от вашего имени и доставим специалиста прямо сюда. У вас неограниченное медицинское обслуживание, хотя…
Я знаю, о чём он думает. Что мой бухгалтер — старина Ларри Хэнкок — несомненно, заметит… сколько? Миллионы? Да, это обойдётся в миллионы. Но Гадес всё ещё не улавливал суть.
— Нет-нет, вы не поняли. Теперь всё по-другому. Условия, на которых я согласился здесь поселиться, больше не действуют.
Голос Гадеса был бесконечно любезен.
— Мне очень жаль, сэр. Мы, без сомнения, организуем ваше лечение — и как можно скорее, поскольку я прекрасно понимаю нестабильность вашего текущего состояния. Но вы не можете покинуть Верхний Эдем.
— Вы должны меня отпустить, — сказал я сдавленным голосом.
— Мы не можем. Снаружи у вас нет ни дома, ни денег, ни личности — ничего. Здесь единственное место для вас.
— Нет, вы не понимаете.
— О, прекрасно понимаю. Послушайте — сколько вам лет?
— Сорок четыре.
— Подумайте о том, как вам повезло. Мне пятьдесят два, и я должен буду трудиться ещё много лет, но вы ушли на покой на один или два десятка лет раньше, чем большинство людей и живёте в абсолютной роскоши.
— Но…
— Разве нет? Разве вам чего-то здесь не хватает? Вы ведь знаете, как мы гордимся качеством нашего обслуживания. Если что-то не отвечает вашим стандартам, вам достаточно только сказать. Вы ведь знаете.
— Нет-нет… здесь всё очень приятно, но…
— Вот видите, мистер Салливан, вам совершенно не о чем беспокоиться. У вас здесь есть всё, что вы могли бы иметь снаружи.
— Не всё.
— Так скажите мне, чего вам не хватает. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вы остались довольны.
— Я хочу домой. — Это прозвучало так жалобно, так похоже на мои первые дни в летнем лагере много лет назад. Но именно этого мне сейчас хотелось больше, чем чего бы то ни было в целом мире — во всех мирах. Я хотел домой.
— Мне правда очень жаль, мистер Салливан, — сказал Гадес, медленно качая головой; конский хвост у него на затылке при этом подпрыгивал. — Этого я вам дать никак не могу.
17
Вы должны пройти американскую таможню в аэропорту Пирсон города Торонто ещё до того, как сядете в самолёт до Штатов. Я боялся, что у нас с этим будут сложности, но биометрия наших новых тел в ключевых пунктах полностью совпадала с биометрией прежних, так что мы прошли через автоматизированный контроль без всяких хлопот. Я думал, что у Карен будут проблемы из-за того, что её нынешнее лицо непохоже на фотографию в паспорте, но программа распознавания лиц, вероятно, больше полагалась на базовую костную структуру, потому что признала, что изображённая на фото женщина — это действительно она.
Я не летал на самолёте с тех пор, как был подростком. Доктора не рекомендовали мне этого делать, потому что перепады давления могли спровоцировать мой синдром Катеринского. Теперь, разумеется, я не ощущал никаких перепадов давления вообще. Мне было интересно, улучшилась ли кормёжка на борту за последние годы, но теперь я этого уже никак не мог выяснить.
