Эдмунд Купер - Рассказы
Характерная черта Абсолютного Оружия — любого Абсолютного Оружия — в том, что оно делает глобальную войну невозможной. Даже генералы, и те это поняли. Действительно, что толку обрушивать на головы своих противников сотни водородных боеголовок, если ему достаточно нажать всего одну кнопку, чтобы захватить тебя вместе с собой в небытие.
Военных как на востоке, так и на западе, такая ситуация совсем не порадовала. Ведь если война устарела, то устарело и ядерное оружие, а в конечном счете и сами генералы.
Так оно и получилось. Весной 1964-го года после длительных колебаний в тогда еще интернациональном городе Берлине состоялась встреча на высшем уровне (Берлин, между прочим, стал впоследствии новой столицей мира). Президент, премьер-министр и неугомонный генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза прочитали длиннющие речи, полные туманных выражений и абстрактных понятий типа «справедливость», «свобода», «правда», «развитие» и «равенство» — в общем, выполнили обязательную политическую программу от А до Я. Но кончив работать на публику, они в конце концов занялись делом и честно посмотрели в лицо фактам.
А факты были таковы: атомное оружие не просто устарело, как оружие оно вызывало смех — кроме как для совершения самоубийства (но зачем так сложно? можно же просто нажать на кнопку!) оно ни на что не годилось. И когда главы государств это поняли, наступил исторический момент — началась первая подлинная конференция по разоружению.
К осени 1964-го года русские инспектора обследовали английские и американские военные базы, бдительно контролируя уничтожение боевых ракет и ядерных боеголовок. Тем временем английские и американские инспектора занимались тем же самым на военных базах России и стран социалистического содружества. Все в мире дышало радостью. Правительства деловито обменивались военными тайнами, от души потешаясь над тем, как долго они транжирили большую часть своих ресурсов и производственных мощностей в безуспешной попытке напугать друг друга.
Но в то время, когда все кругом радовались, я и мои коллеги предавались унынию. Мы уже догадывались, что сулит нам день грядущий.
И точно. В январе 1965-го года какой-то идиот-политик предложил, чтобы Абсолютное Оружие впредь обслуживалось совместно специалистами трех «Абсолютных» держав. Да, говорил он, существование Абсолютного Оружия необходимо ради сохранения мира, но так, дескать, будет безопаснее… Суть его предложения сводилась к следующему: для каждого устройства назначаются три старших офицера — английский, русский и американский. Все будет устроено таким образом, чтобы включить Оружие можно было, только использовав три различных, хранящихся у этих офицеров ключа. В общем, пока три ключа не вставлены в соответствующие замки, устройство не сработает.
После непродолжительных дебатов это дурацкое предложение было принято. И тут, разумеется, назрела необходимость проведения встречи ученых трех стран — разработчиков Абсолютного Оружия. А это, в свою очередь, должно было привести к некоторым, ничуть меня не радовавшим, научным разоблачениям.
Но как я ни сопротивлялся, к середине февраля я оказался в Женеве лицом к лицу с товарищем профессором Федором Норовым, ученым, возглавлявшим русскую группу, работавшую над Абсолютным Оружием, и доктором Джорджем С. Винкелем — директором обеих американских установок.
К счастью, Норов отлично, пусть и не ортодоксально, говорил по-английски. Однако, хотя Норов и Винкель были очень любезны друг с другом, (на мой взгляд, даже слишком любезны) обстановка на конференции была напряженной, и я бы даже сказал, мрачной и какой-то унылой.
Через полчаса ничего не значащих разговоров мы ни на йоту не приблизились к вопросу контроля над Абсолютным Оружием. У меня даже начало складываться впечатление, что каждый из нас из кожи вон лез, только бы обойти стороной эту проклятую тему. Кроме того, мне показалось, что мы все время украдкой поглядываем друг на друга, словно играя в кошки-мышки. Мне, честно говоря, становилось не по себе.
— Ничего не получается, товарищи, — наконец заявил Норов, пожимая плечами. — Нам надо растопить лед взаимного недоверия.
С этими словами он поднял телефонную трубку и заказал бутылку водки.
— Для меня, — сказал Винкель, — пусть пришлют виски. Шотландское.
— Я тоже предпочитаю виски, — произнес я. — Ирландское.
Норов тут же заказал по бутылке каждому.
Где-то к исходу третьей бутылки (мы пили стакан за стаканом, одновременно осушая их до дна) я набрался храбрости исподволь начать свое признание.
— Все это Абсолютное Оружие, которое подарило нам мир, — осторожно начал я, — меня, честно говоря, здорово пугает. Оно воплощает в себе всю абсурдность человеческой логики. В этом кроется какой-то подвох.
— Никакого подвоха, — запротестовал Норов. — Но, по правде сказать, меня оно тоже пугает. А вдруг произойдет авария?
— Осторожно, господа, — рассмеялся Винкель и тут же, посерьезнев, сухо добавил: — Авария у меня может оказаться вашей катастрофой.
— Меня волнует вовсе не теория, — продолжал я, — совсем нет. Меня волнует практика. Доводы в пользу Абсолютного Оружия вполне убедительны. В конце концов, оно уже привело нас к ядерному разоружению. И все-таки, говоря откровенно, его существование не вызывает у меня особой радости.
— Ни малейшей, — кивнул Норов. — Ничего, кроме ушной боли.
— Головной боли, — поправил его Винкель.
— Честно говоря, — выпалил я, собравшись с духом, — разработанное мною Абсолютное Оружие не работает. Давным-давно мы… то есть отобранная мною группа ученых… решили, что в этом случае наука уж слишком сильно втягивается в политику. В общем, мы решили только создавать иллюзию работы. В конце концов, мы же не хотели, чтобы какой-нибудь идиот и в самом деле нажал на кнопку.
Наступило тягостное молчание.
— Это был, — заявил товарищ профессор Норов, — преступный обман.
— Вот они каковы, здравомыслящие англичане, — заметил Винкель. Мое признание, похоже, его развеселило. — И как же вы обманули политиков?
— На вершине огромной стальной башни мы установили громадный купол из толстого стекла. Мы подтащили к нему столько высоковольтных кабелей, что по ним можно было бы снабжать электричеством всю Азию. А затем мы ослепили их научным жаргоном, — я печально усмехнулся. — Даже странно, как легко люди готовы поверить, что стоит только нажать на кнопку, и весь мир превратится в прах. Может, дело здесь в подсознательной тяге человека к смерти?
— Или наоборот, — предположил Винкель (Бог знает, что он имел в виду). Глубоко вздохнув, американский ученый добавил: — Президент, разумеется, в курсе. Мы сочли своим долгом все ему рассказать.
