Роберт Шекли - Кн. 3. Координаты чудес. Цивилизация статуса. Хождение Джоэниса
— Так это музыка к фильмам! — мрачно сказал Кармоди. — Все это дерьмо разыгрывается по нотам, а я не учуял!..
Но Франшо Тон уже коснулся его рукава. Гарри Купер положил на плечо свою ручищу. Дэйрд Грегор облапил как медведь. Ширли Тэмпл вцепилась в правую ногу [3]. Остальные обступили плотной толпой, плотней и плотней, все еще улыбаясь…
— Сизрайт! — закричал Кармоди. — Сизрайт, бога ради!..
И все произошло быстрее, чем Кармоди что-нибудь сообразил.
Часть пятая
Возвращение на землю
Глава 28
Кармоди снова оказался в Нью-Йорке, теперь на углу Риверсайд-драйв и 99-й улицы. Слева, на западе, солнце спускалось за «Горизонт-Хаус», а справа во всей своей красе воссияла вывеска «Спрай». Легкие дуновенья выхлопных газов задумчиво шевелили листву деревьев Риверсайд-парка, одетых в зелень и копоть. Дикие вопли истеричных детей перемежались криками столь же истеричных родителей.
— Это твой дом? — спросил Приз.
Кармоди глянул вниз и увидел, что Приз снова видоизменился. Он превратился в часы «Диск Трэси» со скрытым стереорепродуктором.
— Похоже, что мой, — сказал Кармоди.
— Интересное место, — одобрил Приз. — Мне оно нравится.
— Угу, — неохотно сказал Кармоди, не совсем понимая, какие чувства он испытывает, вдыхая дым отечества.
Он двинулся вверх — от реки. В Риверсайд-парке зажигали огни. Матери с колясочками спешили освободить его для громил и полицейских патрулей. Смог наползал бесшумно, по-кошачьи. Сквозь него дома казались заблудившимися великанами.
Сточные воды бежали в Гудзон, а Гудзон так же весело вливался в водопроводные трубы.
— Эй, Кармоди!
Кармоди обернулся. Его догонял мужчина в тапочках, котелке и с белым полотенцем на шее. Кармоди узнал Джорджа Марунди, знакомого художника, не из процветающих.
— Как живешь, старик? — спросил Марунди.
— Сам знаешь.
— Откуда я знаю, когда твоя Элен не знает.
— Да ну?
— Факт! Слушай, у Дика Тэйта междусобойчик в субботу. Будешь?
— Буду! А как Тэйт!
— Сам знаешь.
— Ох, знаю, — горестно сказал Кармоди. — А он все еще… того? Да?
— А ты как думал?
Кармоди пожал плечами.
— А меня ты не собираешься представить? — вмешался Приз.
— Заткнись, — шепнул Кармоди.
— Эй, старик! Что это у тебя, а? — Марунди наклонился и уставился на запястье Кармоди. — Магнитофончик, да? Сила, старик! Силища! Ты сам его программировал? Да?
— Я не запрограммирован, — сказал Приз. — Я автономен.
— Во дает! — воскликнул Марунди. — Нет, на самом деле дает! Эй ты, Микки Маус, а что ты еще можешь?
— Пошел ты знаешь куда! — огрызнулся Приз.
— Прекрати! — угрожающе шепнул Кармоди.
— Ну и ну! — восхитился Марунди. — Силен малыш! Правда, Карми?
— Силен! — согласился Кармоди.
— Где достал?
— Достал? Там, где был.
— Ты что — уезжал? Так вот почему я не видел тебя чуть ли не полгода.
— Наверное, потому, — согласился Кармоди.
Кармоди уже собрался было ответить, что он все время провел в Майами, но его вдруг словно кто-то за язык дернул.
— Я странствовал во Вселенной, — брякнул он. — Я был в глубинах Космоса. Видел неких избранных, пускай все знают об этом.
— Ах вот что! — Марунди кивнул понимающе. — Значит, и ты «пустился в странствие»!
— Да, да, я странствовал…
— Сила! Как забалдеешь, сразу полетишь. И в полете том ты нашел ключик к всемогуществу собственного тела?
— Не совсем так, — перебил Кармоди. — Мне открылась реальность других, но сущность я мог ощутить только собственную.
— Слушай, старик, так ты, похоже, раздобыл настоящую «травку». Где достал? Или капельки, не разбавленную дрянь?
— Капли чистого опыта добывают из сорной травы бытия, — сказал Кармоди. — Суть вещей хочет познать каждый, а она открывается только избранным.
— Темнишь, да? — хихикнул Марунди. — Ладно, старина! Теперь все темнят. Ничего. Я и с тем, что попадается, залетаю неплохо.
— Сомневаюсь.
— Не сомневаюсь, что сомневаешься. И шут с тобой. Ты куда — на открытие?
— Какое открытие?
Марунди вытаращил глаза.
— Старик, ты до того залетался, что, оказывается, уже совсем ничего не знаешь? Сегодня открытие самой значительной художественной выставки нашего времени, а может, и всех времен и народов.
— Что же это за перл творения?
— Я как раз иду туда. Пойдешь?
Приз принялся брюзжать, но Кармоди уже двинулся в путь. Марунди сыпал свежими сплетнями: о том, как Комиссию по Антиамериканской деятельности уличили в антиамериканизме, но дело, конечно, ничем не кончилось, хотя Комиссию и оставили под подозрением, о новом ее сенсационном проекте замораживания людей; о том, что пять воздушно-десантных дивизий сумели убить целых пять партизан вчера; о диком успехе многосерийного телефильма «Нейшнл Броуди стинг» — «Чудесные приключения в золотом веке капитализма».
Кармоди узнал также и о беспрецедентном патриотизме «Дженерал моторе», пославшей полк миссионеров на границу Камбоджи. И тут они дошли до 106-й улицы.
Пока Кармоди не было, здесь снесли несколько домов, и на их месте выросло новое сооружение. Издалека оно выглядело как замок.
— Работа великого Дельваню, — сказал Марунди, — автора «Капкана Смерти-66» — знаменитой нью-йоркской эстакады, по которой еще никто не проехал от начала до конца без аварии. Это тот Дельваню, что спроектировал башни Флэш-Пойнт в Чикаго — единственные трущобы в мире, которые честно и гордо были задуманы именно как наисовременнейшие трущобы и объявлены «необновляемыми» Президентской комиссией по художественным преступлениям в Урбанамерике.
— Да, помню. Уникальное достижение, — согласился Кармоди. — Ну а это новое как называется?
— Шедевр Дельваню, его опус и гнус. Это, друг мой, Дворец Мусора!
Дорога к Дворцу была искусно выложена яичной скорлупой, апельсиновыми корками, косточками авокадо и выеденными раковинами устриц. Она обрывалась у парадных ворот, створки которых были инкрустированы ржавыми матрасными пружинами. Над портиком глянцевитыми селедочными головками был выложен девиз: «Чревоугодие — не порок, умеренность — не добродетель».
Миновав портал, Кармоди и художник пересекли открытый двор, где весело сверкал фонтан напалма. Прошли зал, отделанный обрезками алюминия, жести, полиэтилена, полиформальдегида, поливинила, осколками бакелита и бетона и обрывками обоев под орех. От зала разбегались галереи.
