Шеррилин Кеньон - Поцелуй ночи
— Пока что она — гость в моем доме. А тебе придется собрать свои вещички, — Вульф под-толкнул его в сторону коридора, но Крис воспротивился. — Я вызову Совет, чтобы они тебя эвакуировали.
— Зачем?
— Потому что за ней гоняются грязные Даймоны со странными силами. Не хочу, чтобы ты попал под перекрестный огонь.
Крис одарил его насмешливым взглядом.
— Я не ребенок, Вульф. Тебе вовсе не обязательно прятать меня при малейшем знаке, что нас ожидает нечто не очень тоскливое.
Несмотря на слова Криса, Вульф продолжал изображать из себя терпеливого папочку, имеющего дело с карапузом.
— Не желаю ставить под угрозу твою жизнь. Валяй, собирайся.
Крис разочарованно зарычал.
— Проклинаю тот день, когда Моргин подсунула тебе душу старухи, и ты стал хуже любой чокнутой мамаши.
— Кристофер Ларс Эриксон, двигай! — скомандовал Вульф таким тоном, что Кассандра аж подпрыгнула.
В ответ Крис одарил его пустым скучающим взглядом. Тяжело вздохнув, он развернулся и медленно двинулся к коридору, из которого явился.
— Клянусь, — прорычал Вульф голосом столь тихим, что Кассандра с трудом его расслышала, — бывают минуты, когда мне хочется вышибить из него мозги.
— А ты продолжаешь разговаривать с ним как с четырехлетним.
Вульф повернулся и наградил ее таким угрожающим взглядом, что она натуральным об-разом отскочила от него.
— Не твоего ума дело.
Кассандра подняла руки, сдаваясь, и ответила ему точно таким же взглядом.
— Извини меня, мистер Поганая Задница, но ты не будешь разговаривать со мной подобным тоном. Я не твоя собачонка, чтобы бежать за тобой, стоит тебе лишь щелкнуть пальцами. Мне необязательно здесь оставаться.
— Ты останешься.
Девушка лукаво на него взглянула.
— На самом деле ты так не думаешь, и пока ты не избавишься от злости в своем голосе, когда разговариваешь со мной, все что ты увидишь — это мой зад на пути из твоих дверей.
Она ткнула пальцем на входную дверь.
Улыбочка, которой он ответил на это, была холодной и очень нехорошей.
— Ты когда-нибудь пыталась сбежать от викинга? Существовала чертовски весомая при-чина, по которой жители Западной Европы тут же пачкали свои штаны, стоило лишь упомянуть наши имена.
Она задрожала от его слов.
— Ты не посмеешь.
— Вперед. Рискни.
Кассандра сглотнула. Не стоило ей быть такой самоуверенной.
Да пошло все! Если он хочет драку, она готова. Женщина, которая провела жизнь в сражениях с Даймонами, была более чем годна сразиться с Темным Охотником.
— Позволь-ка мне напомнить, мистер Викинг-Воин-Варвар-Громила, пока твои предки наживались на пожарах ради жратвы, мои повелевали стихиями и создали империю, к которой современный мир и близко не подошел. Так что не смей мне угрожать тем, на что ты способен. Я не потерплю этого ни от тебя, ни от кого-либо другого. Понял?
К ее удивлению, он рассмеялся и встал прямо перед ней. Глаза его были темны, опасны, но вместо того, чтобы злиться, ее кинуло в жар. Огонь его тела обжигал ее.
Она не могла дышать.
Сейчас она боялась его, этой неприкрытой, тревожащей мужественности, которая заставляла ее женскую сущность трепетать.
Он коснулся рукой ее щеки. Один уголок его рта приподнялся. Он забавлялся. Вид его, разглядывающего ее, действовал на нее абсолютно разрушительно.
— В мое время ты стоила бы больше собственного веса в золоте.
А потом он сделал и вовсе неожиданное. Он наклонился и поцеловал ее.
Кассандра застонала, почувствовав его вкус. Вкус дикости. Их дыхание смешалось, когда он буквально грабил ее рот, заставляя ее гореть и трепетать.
Но поцелуй не был жестким. Он был великолепен и совершенен. Такой мужской и яростный.
Тело ее было опалено его близостью. Вкусом его языка, танцующего с ее, пока он рычал где-то глубоко в горле.
Он притянул ее к себе еще сильнее. Так близко, что она ощутила бугор у своих бедер. Он был тверд и готов, а она из первых рук знала, каким он был великолепным любовником. Это знание сделало ее бездыханной. Нуждающейся. Его руки пробежали вниз по ее спине, схватили ее за попу и прижали к себе еще ближе.
Ее злость испарилось. На смену пришло желание, которое она испытывала к этому мужчине.
— На вкус ты еще слаще, чем была, — выдохнул он ей в губы.
Она не могла говорить. Это было правдой. Сейчас все казалось еще ярче. Искрометней, чем во снах. Все, чего бы она хотела сейчас — это стащить с него одежду, бросить его на пол и скакать на нем, пока оба они не станут сытыми и потными.
Каждая частичка ее взывала воплотить эту мечту в реальность.
Вульф не мог дышать, чувствуя ее женские изгибы под своими руками.
Он до сумасшествия хотел ее. Отчаянно. Но что еще хуже, он в своих снах брал ее достаточное количество раз, чтобы знать, насколько она страстная.
Она Апполит. Худший вариант запретного плода.
В его мысли ворвался голос разума.
Он не желал ничего слышать.
Но у него не было выбора.
Отпустив ее, он заставил себя отойти от нее и утихомирить поднявшееся желание.
К его удивлению, она его не отпустила. Она потянула его обратно, к своим губам и отдалась ему своим ртом. Он прикрыл глаза и зашипел от наслаждения. Она проникла в его чувства. Он опьянел от ее аромата роз и пудры.
Ему никогда не хватит этого запаха. Или ее, вжавшегося в него, тела.
Он желал ее больше, чем чего-либо в жизни.
Она отстранилась и взглянула на него. Ее зеленые глаза лучились, щеки раскраснелись от страсти.
— Ты не единственный, кто желает невозможного, Вульф. Так же как ты ненавидишь ме-ня за то, кто я есть, представь, как я мечтаю о мужчине, который истреблял мой народ уже сколько столетий?
— Двенадцать, — ответил он, прежде чем сумел себя остановить.
Она вздрогнула от его слов. Руки ее упали, оторвавшись от его лица.
— Скольких из нас ты убил? Ты знаешь?
Он покачал головой.
— Они должны были умереть. Они убивали невинных.
Ее глаза потемнели, в них появилось обвинение — Они пытались выжить, Вульф. Тебе не приходилось сталкиваться с угрозой умереть в двадцать семь лет. Когда человеческие жизни только начинаются, мы ожидаем исполнения смертного приговора. Ты представляешь, каково это — знать, что ты никогда не увидишь, как вырастут твои дети? Не увидишь своих внуков? Моя мама всегда говорила, что мы — весенние цветы, которые цветут лишь однажды. Мы приносим в мир свои дары, а потом рассыпаемся прахом, чтобы за нами пришли другие.
Она приподняла правую руку, чтобы ему стали видны пять маленьких слезинок, вытатуированных на ее ладони в виде цветочных лепестков.
