Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Короче, дорогая явилась женщина. Золотая. Драгоценная.
Ну, Петр оказался не одинок в своей ошарашенности, все в легком ступоре пребывали, даже Иоанн на минуту замер, застыл. Смотрел на нее, не понимая: кто она? Откуда? Зачем сюда?.. А она на сей эффект явно и рассчитывала, засмеялась, чуть склонила голову и сказала мягко:
— Здравствуй, Предтеча. Я очень давно шла к тебе, трудно шла, сквозь сомнения и страхи, сквозь неверие и боязнь поверить, и вот, наконец, пришла. Спасибо тебе, что дождался меня.
Иоанн ожил и немедленно спросил. Однако вежливо. С уважением.
— Кто ты, госпожа моя? Назови свое имя.
— Имя, данное мне при рождении матерью Мирьям и отцом Аристобулом, несчастным сыном Ирода Великого, потерялось во многих зимах и во многих летах, которые прошли с тех пор, а люди давно называют меня — Иродиадой. Зови и ты так.
Так вот кто она! Жена тетрарха — четвертовластника — Иудеи Ирода Антипы, сына Ирода Великого… Легкость браков здесь всегда поражала Петра. Иродиада замужем за собственным дядей. А он ее увел от своего старшего сводного брата, тоже — ее дяди. Ирода Филиппа первого. Знаменита в истории своей лютой ненавистью к Иоанну Крестителю, который — по евангелистам — без устали обличал ее и ее нового «мужа» в блуде, в разврате. И дообличался в итоге, сложил голову. Буквально…
Вот откуда ощущение опасности, подумал Петр. Все-таки она была здесь, все-таки пришла, а мы ее не просчитывали так, мы предполагали, что все случится заочно, поскольку ни в одном Евангелии ничего нет о ее приходе к Крестителю. И то, что должно случиться, случится позже, много позже. Месяца через два. Иоанн не сказал о ней пока ни одного дурного слова, он ее вообще не упоминал в своих проповедях на Иордане. По проекту «Мессия» все это — впереди. Какого лешего она вообще приперлась сюда? Ведь не креститься же, в самом деле, хочет…
И мгновенно — Иоанну:
«Будь осторожным. Это — опасность. Я чувствую опасность».
И тут же — ответ:
«Откуда опасность, Кифа? Какая опасность? Просто женщина… Ну, блудница, да, грязная, скверная, но всего лишь женщина. Красивая… Я ее прогоню, ей здесь не место».
И опять — Петр:
«Ни в коем случае! Ты веришь мне? Я тебя никогда не обманывал. Будь с ней вежлив, сначала выслушай и только потом — решай. А лучше посоветуйся. Я остаюсь…»
И снова — Иоанн, с усмешкой:
«Спасибо, что остаешься, мне приятно… Я не стану спешить, согласен. Я буду вежлив и выслушаю ее. В конце концов, и блудница имеет право на свое слово…»
— Я знаю о тебе, — сказал Иоанн женщине.
Именно так: «знаю». Кто в Иудее о ней не знал!..
Иоанн вышел из воды и стоял рядом с ней — огромный, мощный, загорелый, мокрый. От него несло холодом реки и чуть-чуть — терпким мужским потом, поскольку работа его — пусть даже и в воде, — была физически утомительной. Конвейерной. Потливой.
А от женщины пахло сладкими благовониями, разнообразием которых была славна и богата Иудея в цивилизованном торговом мире и секрет которых, с сожалением подумал Петр, утерян, исчез в веках. Похоже, вместе с бальзамовыми деревьями, которыми во множестве засадил сад своего дворца в Ерихо, в Иерихоне, дед Иродиады Ирод Великий, отлично соображавший, что именно в его стране приносит прибыль.
— Ты, я слышала, говоришь людям о Царстве Божьем, — ноздри женщины раздулись, словно почувствовав этот мужской запах, и не противным он ей показался, а напротив — привлекательным, звериным, злым, — ты очищаешь людей водой и святым прикосновением от грехов их земных, и дело твое зовется атбала, то есть погружение и очищение. Не может человек, который грешен, помыслы которого нечисты, мечтать о Царстве. Я правильно понимаю?
— Ну-у… в общем, да, — очень осторожно сказал Иоанн.
Петр внимательно слушал женщину и не слышал опасности, а между тем запах болота не исчезал, может, только стал потише, поглуше. Петр легко читал ее мысли, они были просты и незатейливы: ей нравился Иоанн. Она шла — или, точнее, ехала — сюда из обыкновенного любопытства: слышала о Предтече, встречала людей, которые прошли атбалу, чисто по-бабски, — вожжа под хвост попала, — захотела сама увидать этого сумасшедшего, ни на миг, ни на йоту не верила ни в какое Посвящение-Очищение, ни в какое Царство, ни даже в Мессию, обещаемого пророком. А он, пророк, — вон какой оказался!
Она ж его просто-напросто хотела! Как баба. Или как царица — ну, жена тетрарха, да, а все равно царица! — может хотеть простолюдина, и связь с ним ни по каким царским уложениям о наказаниях не сочтется греховной и, соответственно, наказуемой.
Она засунула руку под мантию, пошарила где-то в складках, выпростала ладонь: на ней лежали два камня — рубин и сапфир, и большая, неровная жемчужина.
Она протянула ладонь Иоанну.
— Ты помнишь? — спросила с улыбкой. — «Я положу камни твои на рубине и сделаю основание твое из сапфиров; и сделаю окна твои из рубинов и ворота твои из жемчужин, и всю ограду твою — из драгоценных камней». Ты же помнишь, я уверена! Пророк Йешаягу говорил это именно о Царстве Божьем… А теперь так говорю я. Я принесла тебе камни, возьми их. Пусть они станут всего лишь символом слов Пророка, но пусть они будут у тебя, поскольку ты готовишь людей в дорогу.
— Но поведу-то их туда не я… — хрипло сказал Иоанн. Не то он сказал!
Петр видел, что ученик растерялся, что долгие темные годы в обители, где женщины серыми мышками скользят мимо и сквозь, долгие годы работы и учения в тесноте скал, годы смирения духа и плоти, годы поста, абсолютное неумение вести себя с этим чудом из мифа, из легенды, из Торы, — например, из книги Притчей Соломоновых, — боязнь даже этого чуда — все тормозит Иоанна, его обычно стремительно летящая мысль с лету напоролась на преграду, которую и не преодолеть.
А женщина видела смущение Предтечи и наслаждалась им. И тогда Петр счел необходимым вмешаться:
«Возьми камни. Смотри ей в глаза!» Иоанн не понял:
«Зачем? Я не нуждаюсь ни в каких символах. Что мне с ними делать?»
Петр настаивал:
«Возьми. Держи их в открытой руке. Потом поймешь». Иоанн подставил ладонь — большую, грубую от постоянной, тяжкой физической работы, изрезанную линиями, по которым ему никто никогда не гадал, да и зачем? — и женщина ссыпала в нее камни.
Петр продолжил:
«А теперь стань перед ней на колени, вырой у ног ее ямку…» Иоанн перебил, и Петр услышал торжество:
«Я вспомнил! Спасибо, Раввуни, ты опять мне помог! Она все соврала. Я вижу игру…»
Что ж, отлично, что видит. Там, в Книге Книг, была не игра, там все было всерьез, на истерике, на надрыве. Там евангельский персонаж Иоанн всерьез и настойчиво обличал грязную женщину, блудницу — за греховную связь с собственным дядей при живом муже, тоже, кстати, собственном дяде. Долго обличал. Орал во весь голос. И на всю Иудею. Поневоле возненавидишь такого и потребуешь его головы. А здесь — игра. Здесь — по-другому. Но результат будет тот же: отсеченная голова Предтечи. Иначе, к несчастью, невозможно…
