Рэй Брэдбери - Зеленые тени, Белый Кит
Он отошел от священника и вылил содержимое бутылки.
— Да сделайте что-нибудь! — заорал Дун. — У вас нет подходящего проклятия?
— Священники не проклинают, — сказал отец Келли. — Вот вы, Финн, Дун, Ханнаган, Берк. Ну-ка! Устройте мозговой штурм.
Священник подошел, и мы все собрались в круг обмозговать и пошептаться со святым отцом. Посреди совещания священник обернулся, чтобы посмотреть, что делает Клемент. Тот откупоривал третью бутылку.
— Торопитесь! — кричал Дун. — Он все добро перепортит!
Хлопнула четвертая пробка, вызвав еще один стон у команды Финна, «жаждущих воинов», как они потом себя прозвали.
— Финн! — послышался голос священника, ушедшего с головой в обсуждение. — Ты гений!
— Согласен! — ответил Финн, и совещавшиеся разошлись, а отец Келли поспешил к могиле.
— Сэр, не соблаговолите ли прочесть это треклятое условие в последний раз? — сказал он, выхватывая бутылку из лап стряпчего.
— С удовольствием. — Так оно и было. Стряпчий просиял, беря в руки завещание и помахивая лентами: — «…что вопреки старинному изречению человек действительно может унести с собой то, что ему принадлежит».
Он закончил читать, сложил лист и попробовал улыбнуться еще раз, довольный собой. Он потянулся за бутылкой, конфискованной священником.
— Постойте! — Отец Келли сделал шаг назад. Посмотрел на толпу, которая ловила каждое словечко. — Позвольте задать вопрос, господин стряпчий. Где-нибудь говорится, каким именно образом вино должно попасть в могилу?
— В могилу и есть в могилу, — сказал стряпчий.
— Главное, чтобы оно в конце концов туда попало. Согласны? — спросил священник со странной улыбкой.
— Я могу вылить его через плечо или подбросить в воздух, — сказал стряпчий, — лишь бы оно пролилось на бока или крышку гроба. Все годится.
— Отлично! — воскликнул отец Келли. — Люди! Один взвод — сюда. Один батальон — туда. Построиться! Дун!
— Сэр?
— Раздать пайки. Бегом!
— Сэр! — Дун побежал.
Это вызвало великое замешательство среди взбудораженных и строящихся людей.
— Я, — сказал стряпчий, — вызову полицию!
— Я здесь, — сказал человек на дальнем краю толпы. — Офицер полиции Банион. Жалобы есть?
Стряпчий опешил и вытаращил глаза и наконец пролепетал сдавленным голоском:
— Я ухожу.
— Ты не выйдешь живым за ворота, — сказал ободряюще Дун.
— Остаюсь. Но… — сказал стряпчий.
— Что «но»? — вопрошал священник, пока в шеренгах откупоривались бутылки и сверкал штопор.
— Вы идете против буквы закона!
— Нет, — спокойно воскликнул отец Келли. — Мы всего лишь переставляем знаки препинания и ставим новые точки над «i».
— Внимание! — скомандовал Финн, ибо все было приведено в готовность.
По обеим сторонам могилы все, и я в том числе, замерли в ожидании, у каждого — полная бутылка «Шато Латиф Ротшильд», или «Ле Кортон», или «Кьянти».
— До дна будем пить? — спросил Дун.
— Заткни пасть, — посоветовал священник и взглянул на небо. — О Господи.
Люди отвесили поклон и сняли шапки.
— Боже, за то, что мы сейчас получим, преисполни нас благодарностью. И спасибо Тебе, Боже, за гениальность Гебера Финна, который придумал это.
— Да, — сказали все тихо.
— Да что вы, — сказал Финн, краснея.
— И благослови вино, которое может течь извилистыми путями, но в конце концов окажется там, где ему надлежит быть. И если сегодня днем и вечером не получится и все не будет выпито, благослови нас на возвращение каждый вечер до тех пор, пока дело не будет сделано и дух вина не найдет успокоение.
— Ах, как сладко вы говорите, — пробормотал Дун.
— Ш-ш! — зашипели все.
— И в этот момент, Господи, разве не должны мы попросить нашего доброго стряпчего, друга Клемента, всем сердцем присоединиться к нам?
Кто-то сунул бутылку лучшего вина в руки стряпчему. Он схватил ее, чтобы она не разбилась.
— И наконец, Господи, благослови нашего старого лорда Килготтена, многолетнее накопительство которого теперь помогает нам в этот час растраты. Аминь.
— Аминь, — сказали все.
— Аминь, — сказал я.
— Внимание! — скомандовал Финн.
Все напряглись и подняли бутылки. Я последовал их примеру.
— Одну — за его светлость, — сказал священник.
— И, — добавил Финн, — одну в дорогу! Раздалось веселящее душу бульканье и, как уверял Дун, довольный смех из ящика в могиле.
Глава 19
У Финна в пабе было сумрачно. Только Финн, я, Дун и Тималти сидели, прислушиваясь к шипению кранов, и лелеяли свое пиво.
— Мы непостижимы, — сказал Финн. — Мы, ирландцы, глубоки и необъятны, как море. То мы как шарик ртути, то — тяжелы и неповоротливы.
— Что ты имеешь в виду, Финн? — спросил я.
— Взять хотя бы случай с приглашением АМА приехать в Дублин в конце прошлого года.
— Это Американская медицинская ассоциация?
— Она самая.
— Ее приглашали в Дублин?
— Приглашали, и они приехали.
— С какой целью?
— Нас просвещать. — Финн посмотрел в зеркало, чтобы причесать душу. — Ибо мы нуждаемся в просвещении. Мы же великая немытая нация. Ты стоял в очереди в потном выделении?..
— В почтовом отделении? Да. — Я поморщил нос.
— Правда, напоминает прогулку в хлев или свинарник?
— Ну…
— Признайся! К середине зимы средний дублинец, месяцами не раздевавшийся и не залезавший в ванну, ходит по уши в грязи. К Новому году у него под мышками можно сажать цветочные луковицы. Наутро в Пасху можешь собирать с его ног пенициллин.
— Каков поэт! — восхитился Дун.
— Ближе к делу, мистер Финн, — сказал я и запнулся.
Ибо ни при каких обстоятельствах нельзя требовать от ирландца переходить к делу. К делу добираются петляя и в обход. А переход прямо к делу может омрачить выпивку и пустить насмарку весь день.
— Гм. — Финн ждал извинения.
— Извини.
— Так где я остановился? А, да. АМА! В Дублин их действительно пригласили поучить чистоте, которая сродни божественности.
— Сколько медиков пригласили?
— Бригаду хирургов-мерзавцев и взвод ученых докторишек, выписывающих пилюли. «Айриш таймс» устроила по этому поводу большую шумиху. Одни заголовки чего стоили. Боже мой! «Американские доктора прибыли просвещать ирландцев и сохранять жизни!»
— Звучало замечательно!
— Да, ровно настолько, пока хватило добрых чувств.
— А что, не хватило?
— Своих американских собратьев пригласил дублинский филиал Хирургического колледжа. В пабе, у стойки, да за выпивкой эта идея показалась просто великолепной. Кто-то поздно ночью, должно быть, послал телеграмму, когда все еще были под градусом, и никто потом не вспомнил. И вдруг нью-йоркские хирурги отвечают: «Да, конечно, держитесь, мы идем!» Не успели на том конце прочесть телеграмму, как в Шенноне высаживается десант из врачей, от которых несет ментолом, зыркающих по сторонам, скалящих зубы, мозговитых, но не умеющих этими мозгами пользоваться без последствий для себя.
