Олег Синицын - Скалолазка и мировое древо
Он смотрел, смотрел на меня. И вернулся.
В этот момент с боковых улиц стали выскакивать монахи, отсекая путь к воротам. Несколько секунд — и они окружили нас плотным кольцом, протиснуться сквозь которое было невозможно. Десятки глаз со всех сторон враждебно взирали на нас. Теперь можно было уверенно заявить, что побег провалился.
В рокочущей толпе образовался узкий проход, сквозь который протиснулся наставник Ньяма. За ним шел испуганный Тензин и еще несколько важных стариков. Сказать, что Ньяма был рассержен, значит покривить душой. Его губы тряслись, выщипанные брови ходили ходуном, глаза извергали молнии. Он не просто рассержен — наставник был в ярости.
— Они пытались бежать! Пытались бежать! — возмущались монахи.
Я устало оправила сари. Теперь они посадят нас за дверь понадежней. Такую, которую не взломаешь саперной лопаткой... Я вдруг обнаружила, что медальона нет на прежнем месте. Я тревожно ощупала ткань на животе. Съехавший диск на мгновение попал под пальцы, но тут же выскочил из-под них. Скользнул под тканью по бедру, по голени. Не успела я опомниться, как он выкатился из-под подола, сделал пьяный круг по истертой брусчатке и с благородным звоном упал возле ног Ньямы.
Гомон монахов как отрезало.
Медальон лежал, уставившись в вечернее небо всеми восемью бриллиантовыми глазами. Золото горело на закатном солнце багровым пламенем.
Максимка протянул руку, чтобы подобрать медальон, но чужая ступня проворно прижала ее к камням. Мальчик вскрикнул, а старикашка Ньяма только надавил сильнее.
Медальон подобрал один из молодцов старого пердуна. Ньяма взял диск и хищно уставился на бриллианты.
Тут я не выдержала:
— Отдай мой медальон, старый пень!
Ньяма ухмыльнулся:
— Им нужно заклеить рты и крепко-накрепко связать, чтобы они больше не сбежали.
— Быть может, они посланники небес? — предположил Тензин. — Не могут демоны носить с собой вещи богов.
— Ты глупец! — сказал Ньяма, попробовав золото на зуб. — Они бросили меня в яму! А раз так, то, значит, и медальон добыт ими неправедным путем... — Тут глаза его расширились от пришедшей в голову идеи. — Кстати, Тензин. Как они выбрались из чулана? Ведь ты ходил к ним последним, говорил, что нужно дать пленникам еды...
Тензин вытаращил глаза, понимая, к чему клонит наставник.
— Это ты им помог, Тензин?
— Как вы могли подумать...
Монах неуверенно оглядывался на братьев, ища у них поддержки.
— Ты способствовал их побегу, — не унимался Ньяма. — Ты их выпустил! Я всегда знал, что ты только и ждешь момента, чтобы предать своего наставника.
Господи боже! Паранойя развивается.
— Неужели никто не видит, что тут происходит? — громко сказала я, обращаясь к монахам. — Доколе вы будете слушать этого старого маразматика, который нарушает буддийские заповеди и морит вас голодом? Сколько еще вы будете терпеть его? Пока не начнете дохнуть, как мухи по осени?
Монахи слушали внимательно. Мне показалось, что эти слова дошли до них, но затем кто-то воскликнул:
— Демоны пытаются оклеветать наставника!
— Пора с этим покончить, — сказал Ньяма. — Принесите веревку! Быстрее!
Монахи активно задвигались, но внезапно остановились. Все неожиданно уставились на человека рядом со мной, а затем и вовсе благолепно расступились, образовав вокруг него двухметровый круг.
Этим человеком оказался Максимка.
Я уже упоминала о каменном столбе, возведенном рядом с храмом. К вечеру, когда тени удлинились, тень этого столба пересекла площадь, пролегла вдоль по улице и уперлась точно в Максимкину грудь. Затаив дыхание, монахи смотрели на конец тени, словно для них во всем мире не существовало ничего важнее.
— Хубилган! — выдохнул кто-то.
— Хубилган! Хубилган! — вторила толпа.
Максимка завертел головой по сторонам, не понимая, что происходит. Затем попытался отшагнуть в сторону, но я железной хваткой впилась в его плечи, удерживая на месте.
— Не может этого быть! — испуганно охнул наставник Ньяма.
— Может, — произнес Тензин. Его голос в этот момент звучал важно и торжественно. — Этот мальчик является воплощением нашего святейшего настоятеля Лю.
— Я давно заметил в этом мальчике некоторые признаки нашего великого и мудрого наставника, — объяснял Тензин монахам. — У него такая же родинка в углу лба, как у настоятеля Лю. Во время разговора мальчик так же кривит кончик губы. А уж примечательное погружение перста в левое ухо наверняка отметили все, кто помнит нашего настоятеля. В свои юные годы мальчик обладает необычайным умом, мудростью и проницательностью. И, наконец, главное доказательство! На мальчика указала тень от столба, на коем покоится сосуд с прахом настоятеля! Настоятель Лю переродился в этого мальчика и вернулся к нам, чтобы освободить монастырь от многолетнего голода и лишений!
Монахи кивали на каждый приводимый Тензином аргумент. В их поведении больше не было враждебности, они смотрели на Максимку с теплыми улыбками, разглядев в нем человека, которого хорошо знали. Максимка растерянно оглядывался на меня, не зная, как ему себя вести, я успокаивающе похлопывала его по плечу.
И лишь наставник Ньяма стоял с окаменевшим лицом. Словно, собравшись присесть, вместо стула опустился на кол.
— Тензин, — сказал Ньяма, не меняя выражения лица. Монахи посмотрели на него. — Тензин, ты демон!
— Ну вот, опять началось, — устало произнес Максимка.
Тензин смотрел на своего бывшего учителя с состраданием.
— И вы все! — закричал Ньяма, брызгая слюной и обводя монахов скрюченным пальцем. — И ты! И ты! И ты... Вы тоже демоны! Убирайтесь прочь, убирайтесь!
Он стал отмахиваться от монахов, словно от пчел. Споткнулся и упал, но тут же проворно вскочил и бросился наутек.
— Мне горько об этом говорить, — с сожалением произнес Тензин, — но наставник Ньяма серьезно болен.
Подтверждая его слова, Ньяма, удалившийся от толпы на достаточное расстояние, встретил на своем пути колодец. Не раздумывая и не притормаживая, наставник с разбега нырнул в темное жерло.
Монахи несколько секунд оторопело смотрели на опустевшее пространство возле колодца. А затем всей толпой бросились к нему.
К счастью, Ньяму удалось спасти. Колодец оказался не слишком глубоким. Двое молодых монахов, спустившихся на дно, обвязали веревку вокруг пояса наставника, после чего полоумного старика подняли наверх. Ньяма успел нахлебаться воды, умудрился сломать берцовую кость и окончательно потерял связь с реальностью.
Его положили в монастырский лазарет, состоящий из четырех коек. Лама, специализирующийся на хирургии, выправил перелом и наложил шину. Ньяма вопил во все горло, что попал к демонам и его пытают. Он требовал, чтобы все, кто находится вокруг, убирались из его сознания. Вдобавок постоянно вскакивал, из-за чего монахи были вынуждены привязать наставника к кровати. Ему осталось лишь мотать головой и извергать бешеные проклятия.
