Клиффорд Саймак - Игра в цивилизацию: Фантастические рассказы
Художник отложил карандаш.
— Маленький пустяк,— сообщил он генералу и капитану,— Вы проявили хорошо. Сделали одну чуточную ошибку.
Генерал опять наполнил стаканы, призывая на помощь все свое самообладание.
«Куда же они клонят? — подумал он.— Ну зачем они тянут и не выкладывают все напрямик?»
— Так лучше,— вымолвил один из пятнашников, поднимая свой стакан в знак того, что подразумевает пойло.
— Еще? — осведомился пятнашник-стратег, вновь берясь за карандаш.
— Прошу,— ответил генерал, скрипя зубами.
Прошагав к входному пологу, он выглянул из палатки. Орудийные расчеты были на своих местах. Струйки дыма курились под жерлами стартовых двигателей; возникни необходимость — и корабль взмоет вверх в одно мгновение. В лагере царила напряженная тишина.
Генерал вернулся к столу и продолжал следить за тем, как пятнашник с веселой миной читает лекцию о способах выиграть бой. Лист за листом покрывались схемами, и время от времени стратег проявлял великодушие — показывал, отчего пятнашники проиграли стычку, когда могли бы выиграть, чуть изменив тактику.
— Интересно! — провозглашал он с воодушевлением.
— Действительно интересно,— согласился генерал,— Только один вопрос.
— Спрашивайте,— разрешил пятнашник.
— Допустим, опять война. Почему вы уверены, что мы не используем все эти знания против вас?
— Но прекрасно! — воскликнул пятнашник восторженно.— Мы того и хотим!
— Вы воюете хорошо,— вмешался другой пятнашник.— Однако немножко грубо. В следующий раз научитесь лучше.
— Грубо? — взъярился генерал.
— Слишком резко, сэр. Нет надобности бить по кораблям трах-тарарах...
Снаружи грохнул залп, потом еще и еще, а потом грохот орудий утонул в басовитом, потрясающем скалы реве множества корабельных двигателей.
Генерал в один прыжок очутился у входа и протаранил его насквозь, не удосужившись отогнуть полог. Фуражка слетела у него с головы, и он покачнулся, едва не потеряв равновесия. А задрав голову, увидел, как они приближаются, эскадра за эскадрой, расцвечивая тьму вспышками выхлопов.
— Прекратить огонь! — заорал он,— Безмозглые тупицы, прекратите огонь!
Но кричать не было нужды — пушки умолкли сами по себе.
Корабли приближались к лагерю в безукоризненном походном строю. Затем они пролетели над лагерем, и гром их двигателей, казалось, приподнял палатки и потряс до основания скалы, где эти палатки стояли. А затем сомкнутыми рядами корабли опять пошли на подъем, все с той же безукоризненной точностью выполняя уставный маневр перед мягкой посадкой.
Генерал замер как вкопанный, ветер ерошил его серо-стальные волосы, и в горле сжимался непрошеный комок — гордость за своих и благодарность к чужим.
Кто-то тронул его за локоть.
— Пленные,— объявил пятнашник,— Я же говорил вам так и так.
Генерал попытался ответить, но слова отказывались повиноваться. Он проглотил комок и предпринял новую попытку.
— Мы ничегошеньки не понимали,— сказал он.
— У вас не было наших берушек,— сказал пятнашник,— Потому вы и воевали столь грубо.
— Мы не виноваты,— ответил генерал,— Мы же не знали. Мы никогда еще не воевали таким манером.
— Мы дадим вам берушки,— заявил пятнашник,— В следующий раз мы с вами сыграем как надо. Будут берушки, у вас получится лучше. Нам легче дать, чем терять.
«Неудивительно,— подумал генерал,— что они и слыхом не слыхивали про перемирия. Неудивительно, что были повержены в недоумение предложением о переговорах и обмене пленными. Какие в самом деле переговоры нужны обычно для того, чтобы вам вернули фигуры и пешки, завоеванные в игре?
И неудивительно, что у других инопланетян идея коллективно обрушиться на пятнашников вызвала лишь скорбь и неприязнь...»
— Они вели себя неспортивно,— сказал генерал вслух,— Могли бы предупредить нас. А может, они привыкли к правилам игры с незапамятных времен...
Теперь он понял, почему пятнашники выбрали именно эту планету. На ней хватало места для посадки всем кораблям.
Он стоял и смотрел, как эскадры опускаются на скальный грунт в клубах розового пламени. Попытался пересчитать их, но сбился; хотя он и без счета знал, что Земле вернули все утраченные корабли, все до единого.
— Мы дадим вам берушки,— продолжал пятнашник.— Научим, как обращаться. Управлять просто. Никаких увечий ни людям, ни кораблям.
«А ведь это,— сказал себе генерал,— нечто большее, чем глупая игра. Да и глупая ли, если вдуматься в ее исторические и культурные корни, в философские воззрения, которые сплелись в ней?..» Одно можно утверждать с уверенностью: это много лучше, чем вести настоящие войны.
Впрочем, с берушками всем войнам придет конец. Те мелкие войны, что еще оставались, будут прекращены раз и навсегда. Отныне нет нужды одолевать врага в бою — зачем, если любого врага можно просто забрать? И нет нужды годами терпеть партизанские вылазки на вновь осваиваемых планетах: аборигенов можно забрать и поместить в культурные резервации, а опасную фауну переправить в зоосады.
— Будем еще воевать? — спросил пятнашник с беспокойством.
— Разумеется! — воскликнул генерал.— В любое время, как только пожелаете. А что, мы и вправду такой хороший противник, как вы сказали?
— Не самый ловкий,— отозвался пятнашник с обезоруживающей прямотой,— Но лучший, какого мы встречали. Играйте больше — станете еще лучше.
Генерал усмехнулся. «Ну в точности сержант и капитан со своими вечными шахматами»,— подумал он.
Повернувшись к пятнашнику, он похлопал того по плечу.
— Пошли назад в палатку,— предложил генерал.— Там еще осталось кое-что в кувшине. Зачем же добру пропадать?
СИЛА ВООБРАЖЕНИЯ
Салон-магазин находился в самой фешенебельной части города, куда Кемп Харт попадал нечасто. Она лежала в стороне от его обычных маршрутов, и он сам удивился, когда понял, что забрел в такую даль. По правде говоря, он вообще никуда бы не пошел, сохранись у него кредит в баре «Светлая звездочка», где обреталась вся его компания.
Как только Харт разобрался, где он, ему следовало бы развернуться на все сто восемьдесят и убраться восвояси: он ощутил себя лишним здесь, среди роскошных издательств, раззолоченных притонов и знаменитых кабаков. Но салон заворожил его. Салон просто не дал ему уйти. Харт застыл перед витриной, забыв о своем стоптанном и заношенном убожестве; рука, засунутая в карман, ненароком нащупала две мелкие монетки, которые там еще уцелели.
За стеклом стояли машины, блестящие, сногсшибательные, именно такие, каким и надлежало продаваться на этой изысканной, напудренной улице. Особенно одна машина, в углу,— она была еще больше и блестела еще ярче, чем остальные, и над ней словно витал ореол великой мудрости. Массивная клавиатура для набора исходных данных, сотня, а то и больше прорезей для ввода кинопленок и перфолент, нужных по ходу процесса. Судя по градуировке шкал, выбор настроений гораздо богаче, чем Харту когда-либо доводилось видеть, да, по всей вероятности, еще и множество других достоинств, не столь заметных с первого взгляда.
