Александр Плонский - Будни и мечты профессора Плотникова (сборник)
— Конечно, нет. Меня интересовал принцип, и он подтвержден. А массовое производство, конвейер бессмертия — этим пусть займутся другие. Не требовали же от супругов Кюри постройки ядерных реакторов?
— Один бессмертный на десять миллиардов живущих… И кто же этот счастливец, окруженный всеобщим вниманием? — поинтересовалась Марта.
— Счастливец? — Ольс натянуто улыбнулся. — Да просто среднестатистический холостяк, отобранный из массы компьютером. Представляете, его пришлось еще уговаривать!
— Кстати, никто не просит бессмертия для себя, — заметил Председатель. — Вот, послушайте… «Мой отец всей своей жизнью заслужил бессмертие…», «Я люблю ее и хочу, чтобы она никогда не умирала…», «Прошу о бессмертии для моего учителя…» Что им ответить, Ольс?
— Надо сказать правду. Проводится единичный эксперимент и до внедрения его результатов еще далеко. Но со временем бессмертие станет, как говорится, делом техники.
— Как вы это себе представляете?
— В первую очередь следует обессмертить гениев, их немного. Затем выдающихся людей…
— А остальных?
— Бессмертие для всех — утопия. Да и нужно ли увековечивать посредственность?
— И кто же возьмет на себя смелость отказывать в бессмертии? — спросил Председатель.
— Компьютер. Еще в двадцатом веке ввели коэффициент интеллектуальности. Если взять его за критерий…
— Но это же ужасно, — не выдержала Марта. — Насильственно разлучать близких людей?
— А смерть не разлучает?
— Создать касту бессмертных, — покачал головой Председатель, — к чему это приведет?
— Бессмертием станут злоупотреблять, — взволнованно проговорил Клинч. — Ради него пойдут на тягчайшие преступления, будут готовы заложить душу. Общество, как система, утратит устойчивость. Но если бы удалось сделать бессмертными всех…
— Увы, — нахмурился Председатель, — в таком случае человечество было бы вообще обречено. Смена поколений — непременный стимул развития. Без нее неминуемы застой и деградация.
— Этот ваш Бессмертный законченный эгоист, — не к месту сказал Клинч. — Чувствует себя чуть ли не богом. Взгляд отсутствующий, словно вокруг не люди, а…
— Уж не завидуете ли вы ему? — ахнула Марта.
Клинч побледнел.
— Что-о?! Я завидую? Да как вы могли подумать… Впрочем… Неужели вы правы? Тем хуже для меня!
— Для всех нас, — уточнил Председатель.
Зарево встало на пути. Пройдя несколько кварталов, он увидел горящий дом. Пожарные тщетно пытались сбить пламя струями пены.
Женщина рвалась сквозь оцепление.
— Пустите меня, там моя дочь!
Взгляд женщины скрестился со взглядом Бессмертного.
— Спасите ее! Спасите!
Он медлил.
— Будь проклят! — плюнула женщина, задыхаясь от слез и ненависти. — Бессмертный трус!
Он не ответил. Ступил вперед. Дохнуло жаром.
— Стойте, — крикнул кто-то несмело.
— Это же Бессмертный! — ответили ему.
Сжалось сердце. Но стало вдруг так хорошо и легко, как никогда, прежде. Он улыбнулся людям, не скрывая торжества: бремя бессмертия не сломило его! Затем бережно снял с головы серебристый обруч и осторожно, точно хрупкую драгоценность, положил на землю. А потом, не оглядываясь, шагнул в жерло огня.
СВЯТОЙ
— А в бога вы верите? — спросил Плотников Иванчика.
— Шутите, Алексей Федорович! — оскорбленно взметнулся тот.
И Плотников припомнил разговор с ленинградским профессором Шпаковым, специалистом по научному атеизму.
Разговор этот происходил в доме похожей на амазонку философини, которая, по ее словам, коллекционировала будд и интересных людей. Будды во множестве населяли массивный сервант, а интересных людей она сводила друг с другом и молча сопричаствовала их беседам, подогреваемым вещественным компонентом ее гостеприимства.
— Как вы относитесь к проблеме существования внеземных цивилизаций? — спросил Алексей Федорович.
— Положительно, — ответил профессор Шпаков.
— А к проблеме искусственного интеллекта?
— Так же.
— Представим себе, — продолжал Плотников, — что одна из цивилизаций, назовем ее первичной, послала к удаленной необитаемой планете космический корабль с…
— Роботами, — подсказал Шпаков.
— Не совсем так. Слово «робот» дискредитировало себя, став символом тупого повиновения.
— Но другого термина нет!
— Будем иметь в виду носителей искусственного интеллекта. Осваивая планету, они образовали своего рода вторичную цивилизацию. А затем произошло событие, нарушившее связь между первичной и вторичной цивилизациями, причем последняя продолжала существовать, но уже вполне автономно.
— Любопытно… — заинтересовался ленинградский профессор.
И Плотников, как ему показалось, захлопнул ловушку:
— Так, может быть, ученый, создавший носителей искусственного интеллекта, буде теперь они и не догадываются о своем искусственном происхождении, есть не что иное, как бог? Ведь он положил начало, подумать только, целой цивилизации!
Шпаков улыбнулся.
— Лихо! А может, «носители искусственного интеллекта» это мы с вами, и вторична как раз наша, земная цивилизация?
— Вот именно, — торжествовал Алексей Федорович.
— Нет, ваш ученый не бог, — проговорил Шпаков серьезно, — а как бы лучше сказать… главный конструктор, что ли. Бог, он ведь нарушает законы природы, создавая материю из ничего…
— А что такое «законы природы», знаем ли мы их?
— Какая разница, знаем или не знаем! Они существуют, это главное. И существуют на материалистической основе, иной не дано!
— Согласен, — кивнул Плотников.
— Так вот, о вашем ученом… Повторяю, не бог он, с материализмом у него лады. Значит, обыкновенный конструктор!
— Ну уж и обыкновенный, — разочарованно рассмеялся Плотников.
— Пожалуй, тут вы правы… Мозговитый был мужик! Так выпьем за него, а?
И они чокнулись бокалами с вещественным компонентом.
Плотников пытался и не мог понять: как можно пользоваться телефоном, автомобилем, холодильником, наконец, телевизором и… верить в бога? Будучи в заграничных поездках, повидал множество храмов, начиная со стамбульской Айя-Софии, сооруженной в 532 — 537 годах Анфимием из Тралл и Исидором из Милета, и кончая крупнейшим в мире католическим собором святого Петра на обрамленной колоннадами одноименной овальной площади Ватикана. Всюду — примета современности: сумеречные в прошлом своды освещены электричеством. Электричество и бог? Нет, у Плотникова бог ассоциировался с восковыми свечами, а не с электрическими лампами.
