Евгений Прошкин - Твоя половина мира
Подняв голову, мужчина отогнул поля шляпы так, чтобы вода сливалась за спину, и почесал белую клокастую бороду. Затем сошел с тротуара и встал посреди дороги. Встречные полосы были свободны, и Элен начала забирать влево. Старик сделал два шага в сторону — как раз под колеса. Элен снова тронула руль, и он шагнул обратно. Она пощупала в куртке пистолет — бродяга многозначительно сунул руки в карманы.
Когда до него оставалось метров пятьдесят, на приборной панели зазвенел радар. Машина затормозила, едва не сбив старика, но тот даже не шелохнулся.
— Выгодно застраховал жизнь? — крикнула Элен. По крыше и капоту, сливаясь в оглушительную дробь, колотили крупные капли. Она выключила “дворники”, от этого шорох дождя стал еще громче. Несколько секунд Элен смотрела на мужчину. Потом улыбнулась. Он медленно вынул руку из кармана и потянул себя за бороду. Борода была, как у Сайта-Клауса, на резинке.
— Хаген?..
Обойдя машину, Тиль открыл дверь и уселся рядом.
— А если бы я тебя задавила?
— Ты? Меня?..
— Откуда образ? — поинтересовалась Элен, разглядывая его одежду.
— Из помойки только плащ. Небритость куплена в аэропорту, с хорошей летней скидкой. Промокла... — Он отжал бороду на пол. — Куда едем?
— А то сам не знаешь. — Она задумалась, припоминая дорогу, и направила “Лексус” к центру.
— Разворачивайся, — сказал Тиль. — У Полушина справятся без нас.
— Кто?
— А то сама не знаешь. Элен, чуть помедлив, кивнула.
— Только они время перенесли, — сказала она. — Ты в курсе?
— Нет.
Она достала терминал и кинула его Тилю на колени. Тот, ничего не спрашивая, ввел ее пароль: Школьное прозвище плюс даты рождения обеих бабушек, итого — девятнадцать знаков.
Трубка сыграла дежурную мелодию и воспроизвела: “Вам это необходимо?.. Что ж, слушайте... Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Двадцать четыре часа... Здравствуйте. Ордер на Федора Полушина. Один час... Мисс Лаур, это все, чем мы располагаем...”
— Вот как оно, значит, выглядит, — мрачно проговорил Тиль, стирая запись. — “Ордер”... “Здравствуйте”...
— Меня это тоже бесит. “Здравствуйте”! — скривившись, повторила Элен.
— Но к Полушину мы все равно не поедем. Полиция уже там, и проку от нас не будет.
— Ладно. — Она дождалась перекрестка и, почти не снижая скорости, развернулась — через все ряды, вкруговую.
— Всегда так опасно ездишь? — осведомился Тиль.
— Нет же никого.
— Это “раз”. И “два”?..
— И два: со мной в машине самый-самый...
— Мощный форвард, — закончил за нее Тиль. — Ты еще про гордость семейства хотела пошутить? Семейство наше давно развалилось, Лена.
— Элен, — поправила она.
— Хорошо.
— Мог бы сам сообразить.
— Вот об этом и речь, сестра. Держаться на взводе двадцать четыре часа в сутки невозможно. Форвертс не устает... но владельца утомляет. Сильно.
— Утомляет, — согласилась Элен.
— Так что давай договоримся не перевешивать своих забот на другого.
— День?.. Неделя?.. Месяц?.. На сколько договариваемся?
— Этого я тоже не вижу. Предлагаю — на всю Жизнь.
— Смело.
— На всю оставшуюся, — добавил Тиль.
— Ты себе уже отмерил?
— Я гаданием не занимаюсь. Отмерил до вечера, а там поглядим.
Солнце поднялось, и граффити на стенах уже не светились, а лишь отсвечивали, чаще — модным лиловым.
— Ну и что ты намерил? — спросила Элен. — Куда теперь едем?
— Есть нормальная гостиница.Нормальная — в смысле тихая. Ты ведь ночью не спала? Мне тоже не удалось, я прямо с самолета. Отдохнуть нам надо.
— Отдыхать обязательно вместе? — Кровати могут быть разными.
— Я не о том. С чего ты взял, что нам по пути?
— Увидел, конечно.
— Это не причина, а следствие, — бросила Элен.
— Если ты меня вспомнила... должна помнить и все предыдущее.
— Помню. Такой форвертс у меня впервые. Глубокий и затяжной, как нырок в преисподнюю. Только... очень ясный он был. Слишком ясный. У тебя...
— Тоже, — отозвался Тиль. — Чуть не перепутал его с реальностью. Зато теперь я кое-что знаю.
— И я...
— Знаем такое, без чего было бы трудно.
— Ты правда советуешь мне порвать с этой Компанией?
— Я еще ничего не сказал.
— Да перестань, Тиль!
— Ну... а ты сама-то как думаешь? Конечно, порвать. И с этой Компанией, и с любой другой.
— Они просто так не отпустят. Особенно сейчас. Я им нужна.
— Мы всегда будем нужны. Не “Глобал”, так “Юни”, не “Юни”, так еще кому-нибудь. Единственный выход — ни с кем не ссориться и ни с кем не дружить.
— Соломон выискался!..
Встречный “Мерседес” ни с того ни с сего мигнул фарами. Тащившийся за ним разбитый “Форд” капризно бибикнул.
— О!.. — Элен усмехнулась. — Представляешь...
— Почему миллион? — равнодушно спросил Тиль. — Логичнее было бы сто.
Она побарабанила по рулю.
— С тобой скучно, братец.
— Неужели?..
Элен быстро взглянула ему в глаза и отвернулась. Через несколько часов она скажет: “С тобой здорово, Тили...” И дело было не в том, что она это увидела. И даже не в том, что это увидел он. Они уже все почувствовали и, еще не прикасаясь друг к другу, стали ближе. Пока это был лишь вариант — и Элен и Тиль могли его изменить. Но оба знали, что менять ничего не будут.
Полушин— По заключению врачей, Рудольф Прутко страдал олигофренией в степени дебильности и не представлял угрозы для общества, — тараторил репортер. — Два раза в год Прутко проходил плановое обследование в стационаре, остальное время он находился у себя дома, На попечительстве...
В кадр попал холодильник, обычный “Самсунг”, обклеенный рецептами из дамских журналов. Левая дверца открылась, и Элен, тяжело сглотнув, отодвинула тарелку. Морозильная камера была набита заиндевевшим мясом — посреди, между ногой и чем-то неопределенным, виднелось голубое женское лицо.
— ...старшей сестры Евы Прутко, — скороговоркой закончил ведущий.
На экране возникла другая квартира: книжный стеллаж, окно в пасмурное небо и треснувший аквариум без воды. Тиль медленно покачал головой. Эту комнату он знал хорошо.
В центре показалась лужа разбавленной розовой крови. И два тела.
Полушин с простреленным сердцем лежал на спи-(Не. Рядом, в глубоком кресле, словно вбитый гвоздями, сидел блондин из “Поросячьего визга”. Свесившаяся рука сжимала “стейджер”. Вокруг, как кораблики, из воды светили боками свежие гильзы. Очень много корабликов.
— Выкинь свой пистолет, — буркнул Тиль.
— Да-да, — обронила Элен.
— Трудно сказать, имел ли место ошибочный диагноз или у Рудольфа Прутко на фоне одного заболевания развивалось второе, скрытое, — продолжал комментировать репортер. — Люди, страдающие дебильностью, как правило, не склонны к насильственным действиям. Вспышки агрессии более характерны для маниакально-депрессивного психоза. Если же мы имеем дело с убийством не случайным, а запланированным, то речь может идти о параноидной шизофрении. Ни того, ни другого у Прутко не наблюдалось. Однако восстанавливать картину теперь придется не врачам, а полиции.
