Виталий Забирко - Вариант Пата
- Что похолоднее.
- Картрет, - приказал Крон рабыне.
Она молча подхватила чашу с водой, исчезла за завесью и вскоре появилась с подносом, на котором стояли кувшины с вином и кубки. Когда она наливала вино, низко нагнувшись над столиком, Кикена не преминул заглянуть ей за вырез хиторны.
- Н-да, у твоего раба вкус был ничего.
Крон молча усмехнулся. Шекро успел заменить Калецию другой рабыней.
- За благосостояние и процветание этого дома! - поднял кубок Кикена.
- За победу патского оружия! - спокойно возразил Крон.
Плуст вздрогнул, оторвал наконец взгляд от кулона на шее консула и схватился за свой кубок.
- Да, за победу! - судорожно выдохнул он.
Кикена пристально посмотрел на Крона.
- Правильно, - констатировал он и выпил.
Плуст громко выдохнул, обвёл всех каким-то странным, затравленным, ищущим поддержки взглядом и вдруг начал декламировать:
- Как кровь, вина журчащие струи... - Он запнулся, очевидно, дальше не знал. - Струи журчащие...
Консул с немым удивлением уставился на него. Но Плуст уже молчал, снова погрузившись в отрешённость.
- Когда я слышу в стихах упоминание о журчащих струях, пренебрежительно заметил Кикена, - мне хочется встать и помочиться.
Он отломил кусочек лепёшки, обмакнул в соус и отправил в рот.
- Отличный соус! - похвалил он, дожевав. - Как-нибудь пришлю к вам своего повара, пусть возьмёт рецепт.
Кикена неторопливо вытер руки, губы и повернулся к Крону всем телом. Взгляд его снова стал недобрым и тяжёлым.
- Меня привели к вам, сенатор, государственные дела. Сенат требует от вас выдачи Калеции.
- Рабыни Калеции, - поправил его Крон.
- Да, вашей рабыни.
- Насколько мне известно, - спокойно заметил Крон, - и согласно всем скрижалям, рабы являются собственностью господ, а собственность в империи неприкосновенна, если только человек, владеющий этой собственностью, не является врагом империи. Рабыня Калеция - моя собственность. Следует ли понимать, что если Сенат требует конфискации моей собственности, то моё имя внесено в проскрипционные списки?
Что-то мигнуло в глазах Консула.
- Никто не считает вас врагом империи. Сенат заплатит вам за рабыню.
Крон пожал плечами.
- Это что-то новое в решениях Сената. А завтра он не захочет купить мою виллу? Я не собираюсь ничего продавать.
Лицо Кикены потемнело.
- Послушайте, сенатор, - повысил он голос, - вы прекрасно знаете, зачем нам нужна Калеция! Она была любовницей Атрана, предводителя взбунтовавшихся рабов!
- Ну и что?
Кикена взбеленился.
- Имея её в своих руках, мы заставим Атрана сложить оружие!
- Не мелите чепухи, консул. Если, допустим, шайка разбойников захватит одну из ваших многочисленных любовниц и потребует с вас выкуп, что они получат? Да ни ломаного звонда!
Глаза у Кикены налились кровью, на шее напряглись жилы. Ненавистью, брызжущей из него, он буквально испепелял Крона.
- Я повторяю: Сенат требует выдачи Калеции!
- Успокойтесь, Кикена, - примирительно сказал Крон. - В конце концов я тоже сенатор. Поэтому не вижу разницы, где будет находиться заложница - в тюрьме Сената или у меня под стражей. Пусть она останется здесь, а Сенат попробует предложить ультиматум Атрану. Но вряд ли из этого что-либо получится. Я же свою собственность терять не намерен. Тем более, - Крон попробовал спошлить, - что у меня тоже хороший вкус.
Кикена молчал. Такое предложение его явно не устраивало. Консул хотел иметь хоть один козырь в своих руках.
- Вы заставляете меня применять силу, - процедил он.
Крон весело посмотрел в глаза Кикене.
- В таком случае, вы привели с собой весьма малочисленный отряд. Чтобы с ним справиться, я даже своих стражников не позову на помощь. И вы это знаете.
Консул знал об этом. С год назад сенатор Страдон подкупил разбойничью шайку Тихони-Кровопуска для покушения на Крона. Поводом послужил памфлет, высмеивающий Страдона за противоестественное сожительство со своими рабами. Памфлет был жёсткий и злой, а в Пате даже из-за более невинных проделок подсылали убийц. В ту ночь Крон, не ожидавший нападения, сгоряча уложил в несколько мгновений шестерых нападающих, а остальные поспешно разбежались. При выборах консулу удалось замять имя своего приспешника, но случай наделал в Пате много шума. Его даже сравнивали с подвигами мифологических героев, и с тех пор устраивать покушения на Крона остерегались.
- Хорошо, - Кикена побелел от ярости, - мы ещё вернемся к этому вопросу...
Глиняный кубок с хрустом лопнул в его руке. Он швырнул осколки на стол, встал и, не попрощавшись, зашагал к выходу.
Плуст испуганно проводил его взглядом, затем посмотрел на Крона. Сенатор улыбался.
- Я, пожалуй, тоже пойду, Гелюций, - робко сказал Плуст. - Совсем забыл, мне надо зайти...
Глаза его бегали, он не знал, что придумать.
- В общем, у меня дела.
- Дела так дела, - пожал плечами Крон. - Прощай.
Плуст вздрогнул. Словно "прощай" дохнуло на него смертью.
- Зачем - прощай? - выдавил он из себя, заглядывая умоляющими, слезящимися глазами в глаза сенатора. - Надеюсь, мы скоро увидимся?
- Да. В Долине мёртвых, - мрачно пошутил Крон.
Плуста словно хлестнули шиповыми прутьями. Он скрючился и, поминутно оглядываясь, засеменил прочь.
Крон облегчённо вздохнул. Наконец-то он остался один. Теперь можно привести все свои дела в порядок.
Вошёл Валург и доложил, что консул, а затем и парламентарий покинули виллу.
- Хорошо, - кивнул Крон. - Распусти стражников, но на ночь удвой караулы. Всё.
Он прошёл в зал, где обычно работал, вызвал Шекро и приказал разжечь очаг. Затем сел за столик и взялся за бумаги. Казалось, в жизни Крона ничего не изменилось после совещания в храме Ликарпии. Но это касалось только его деятельности как сенатора. Зато как коммуникатор, он пребывал в полной растерянности. Впрочем, как и все сотрудники Проекта. Все работы на планете были приостановлены, и руководство Проектом полностью перешло в руки службы безопасности Комитета. До сих пор Крон никогда детально не рассматривал свою деятельность со стороны: этическими основами вмешательства занимались теоретики Проблемного института, сами же коммуникаторы, до предела загруженные практической работой, ограничивались лишь шутливым определением коммуникаторства, как своего рода миссионерства, в котором им отводилась почётная роль просветителей. Конечно, в Центре подготовки Крон проходил курс этики коммуникаторства, но одно дело поставить себя на место аборигена чисто теоретически, другое непосредственно оказаться в его шкуре. Рассматривая такую возможность отвлечённо, с высоты земной цивилизации, Крон и не подозревал, насколько страшным может оказаться осознание того, что за тобой наблюдают, и что, возможно, на Земле кто-то посторонний, методично, как и он в Пате, проводит в жизнь свои, отличные от земных, пути развития цивилизаций. Нет, он по-прежнему верил в правоту и необходимость своей просветительской деятельности, но проводимая "бортниками" политика "своего" коммуникаторства, тайная, непонятная, выбивала почву из-под ног. Крон и представить не мог, что окажется столь неуверенным в себе. Превратности личной жизни он переносил стойко, и хотя Пильпия видела в его странной любви к Ане серьёзную помеху работе коммуникатора, он умел, сжав зубы, выполнять свой долг, не давая воли чувствам. В работу он уходил с головой, обретая в ней успокоение, хотя и не всегда оставался доволен - многое приходилось выполнять только строго по инструкциям, напрочь исключающим творческую
