Ян Вайсс - В стране наших внуков
Он стукнул кулаком по столу.
- Так, значит, можно жить и без работы! - озорно закричал он.
- Нет ничего проще! - подтвердил Кирилл.
- А как это сделать?
- Бросить работу и уйти...
Ли Чу-син продолжительно свистнул, задорно сбил с головы поварскую высокую митру. Но вдруг он помрачнел и уже без прежней уверенности развязал белый халат, повернулся к двери и молча вышел с упрямым видом, словно оскорбленный в своем достоинстве... "Вы не должны уходить, если вам не хочется!" - чуть было не крикнул ему вдогонку Франя.
Кирилл, конечно, прав, что открыл повару глаза.
И повар прав, что так сразу решил освободиться от работы! И все же здесь что-то не в порядке. Ведь этот повар нужен мне для того, чтобы я мог есть и наслаждаться пищей! И Кириллу он нужен - разве он сам не понимает этого?
- Ты заметил, как весело он свистнул? Как сбросил с головы свою поварскую корону?
Франя кивнул утвердительно головой, но в душе он протестовал. Кирилл не должен так пересадивать в своем усердии! Все имеет границы! Ведь Ля Чу-син в конце концов почувствовал себя несчастный, когда все хорошенько обдумал...
- Потому что он привык стоять у плиты, - ответил Кирилл, как бы читая ФранинЫ мысли. - Ему вдруг стало жаль своих оков...
Больше они не возвращались к разговору о китайце. Но, когда на следующий депь они пришли в ресторан, им пришлось долго ждать ужина. Им сказали, что повар ушел, а с ним и оформитель и кельнеры. В меню по-прежнему красовались морской черт и "китайское блюдо" и другие деликатесы, как будто ничего не случилось. Франя облегченно вздохнул. Однако из-за предательства кельнеров пришлось заняться самообслуживанием. Франя взял себе "китайское блюдо". Попробовав это кушанье, он пришел в ужас, настолько оно было отвратительно. Ему хотелось крикнуть, что это коварное нападение на человеческий язык, но он промолчал. Он видел, как Кирилл, наклонившись над тарелкой, молча глотал кусок за куском, и решил отомстить ему. С полным самоотречением он принялся за еду.
"Заварил кашу, теперь расхлебывай", - злорадствовал Франя, исподтишка наблюдая за выражением лица Кирилла. Еще никогда в жизни Франя не ощущал такого острого, отвратительного вкуса во рту. Однако он ел и страдал, сам удивляясь, что может побороть в себе омерзение. Вот какое наказание он придумал для Кирилла за его необдуманный поступок!
- Сегодня это блюдо приготовлено отлично,поддразнивал его Франя. Но Кирилл невозмутимо продолжал есть, делая вид, что очень вкусно.
- Видишь, -г сказал он удовлетворенно, покончив с едой и вытирая губы салфеткой, - повар ушел, и ты боялся, что варить будет некому, а окавалось все в порядке...
"Хитрец! - подумал про себя Франя. - Все в порядке, а у самого, небось, горят все внутренности!.." Вчера в это время перед Франей давно уже стоял стакан холодного пльзеньского. А сегодня, когда у него язык горел так, что хотелось плеваться и звать на помощь, пиво, как нарочно, не приносили. В конце концов Фране самому пришлось идти ва ним. Но, как только он поставил полный стакан на стол, принесли пиво и Кириллу. В довершение всех бед пиво было теплое и с каким-то горьковатым привкусом. Фране казалось, что этого последнего удара он уже не перенесет. Он пришел в ярость, и в то же время ему хотелось плакать, плакать навзрыд и жаловаться на ужасную несправедливость или же схватить стакан и швырнуть его об пол.
Однако, почувствовав на своем плече дружескую руку, он моментально овладел собой.
- Спокойствие, только спокойствие, Франя, - улыбался ему Кирилл, и его улыбка как бы говорила теперь: "Я многое знаю и еще больше понимаю... " Он начал мягко увещевать Франю: - Ничего не поделаешь, дружище, приходится приспосабливаться к обстоятельствам. Наши требования возросли, но мы должны предоставить всем одинаковую свободу. Повар тоже имеет право жить, как ему хочется, и беззаботно порхать себе, как ты или я, как птица или бабочка. Мы не должны роптать - ведь и так можно жить...
- Быть может, ты и прав, - уныло сказал Франя. - Мне нетрудно ограничить себя - обойдусь и без китайских соусов.
- Быть может, как раз учится готовить новый повар, кто его знает; когда-нибудь и он научится, если, конечно, захочет так долго оставаться у плиты...
Франя готов был возмутиться, уж пусть Кирилл лучше молчит, пусть прекратит это проклятое карканье - виноват во всем, а еще подшучивает над ним. Но волей-неволей ему пришлось согласиться с Кириллом в том, что повар-китаец имел полное право освободиться от работы. Франя, конечно, постарается скрыть свое личное разочарование, чтобы не дать приятелю повод для насмешек - хорош, дескать, апостол новой идеи!
Итак, Франя как будто успокоился, больше ничего не говорил, но, уходя из ресторанчика "У Шимачков", поклялся, что ноги его здесь не будет, даже если бы он умирал с голоду...
У Франи было достаточно оснований возненавидеть Кирилла, и все же он не мог расстаться с ним.
Он по-прежнему с нетерпением ждал его прихода, по-прежнему доставляли ему удовольствие их совместные црогулки, которые таили в себе множество непредвиденных случайностей, удивительных встреч, невероятных приключений.
Порой Франя бывал свидетелем, как принципиально и непреклонно Кирилл проводил в жизнь свою идею; он восхищался им и принимал решение так же стойко переносить все лишения и ограничения и страдать "за идею". Но все чаще в глубине его души шевелилась затаенная мысль: когда же наконец этот искуситель образумится? Когда ему надоест эта напрасная, донкихотская борьба, в которой всякий нанесенный ими удар рикошетом обрушивается им же на голову?
Иногда происходили просто невероятные вещи.
Однажды в кафе "У небесного хамелеона" Фране подали без сахара арабский кофе-мокко, который он так любил пить с сахаром в виде розовой звездочки; пришлось пить горький кофе. Франя покорно выслушал извинения управляющего кафе. Старший инженер сахарного завода "Сладкий гигант" якобы освободился от работы и улетел в Гренландию посмотреть, как там проводится обогревание почвы с помощью атомного тепла. Вместе с ним покинул завод и весь коллектив техников...
Франя только печально кивал головой, как будто уже ничто не могло его удивить. Потом шепотом спросил у Кирилла:
- Это не твоих ли рук дело?
- Вовсе нет! - последовал ответ. - Я объясняю это тем, что энтузиасты, которых ты вдохновил в клубе своей речью, уже начали действовать. Очевидно, они, как ты проповедовал, убеждают каждого человека в отдельности. Идея распространяется, дружище, со скоростью цепной реакции. Твоя речь не могла не вдохновить на дела...
Если бы Франя не знал так хорошо своего приятеля, он принял бы его слова за насмешку. Но в таком случае Кирилл смеялся бы и над самим собой. Он, несомненно, говорит от чистого сердца, но что толку в этом - кофе остается горьким, и никакие признания заслуг Франи не могут сделать его сладкий...