Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник)
Хог бросил взгляд на Синтию, нервно сглотнул и решился.
— Конечно.
— Ну, поехали.
Ванная комната оказалась пустой; ни окна, ни какого-либо иного мыслимого выхода она не имела, но угадать путь бегства Потбери не представляло труда — краска, которой Рэндалл обильно измазал поверхность зеркала, была содрана. При помощи бритвенного лезвия.
Плюнув на предстоящие семь лет невезения, они с Хогом разбили зеркало. Знай Рэндалл, как это делается, он мог бы броситься на ту сторону, чтобы в одиночку разобраться со всей их компанией, но он этого не знал, так что представлялось разумным прикрыть лазейку.
Дальше делать опять было нечего. Сидя рядом с безжизненной Синтией, они обсудили ситуацию, но так ничего и не придумали. Магией они не владели. Через какое-то время Хог тактично удалился в гостиную, не желая нарушать интимность с новой силой охватившего Рэндалла отчаяния, однако совсем уходить он не хотел. Время от времени он заглядывал в спальню. Именно в один из таких визитов Хог заметил торчащий из-под кровати предмет.
— Эд, — спросил он, поднимая с пола черный саквояж, — а эту штуку вы видели?
— Какую?
Тусклыми, осоловевшими глазами Рэндалл прочитал надпись, изображенную на крышке саквояжа золотыми, порядком потертыми буквами. ПОТИФАР Т. ПОТБЕРИ. Д. М.
— А?
— Он, наверное, забыл его.
— У него и возможности-то не было его унести.
Взяв у Хога саквояж, Рэндалл открыл его — стетоскоп, акушерские щипцы, иглы, зажимы, набор ампул в футляре — обычные инструменты врача широкого профиля. И один лекарственный пузырек. Рассеянно повертев в руке этот пузырек, Рэндалл прочел прикрепленный к нему рецепт.
ЯД!
Рецепт не используется повторно.
МИССИС РЭНДАЛЛ — ПРИНИМАТЬ ПО НАЗНАЧЕНИЮ.
АПТЕКА «БОНТОН» — ВСЕ ТОВАРЫ СО СКИДКОЙ.
— А может, он думал ее отравить? — предположил Хог.
— Не думаю, это обычные предостережения, как всегда на наркотиках. Хотелось бы все-таки посмотреть, что там за отрава.
Встряхнув казавшийся совсем пустым пузырек, Рэндалл начал соскребать с его горлышка воск.
— Осторожнее, — встревоженно сказал Хог.
— Постараюсь.
Извлекая пробку, Рэндалл отодвинул пузырек подальше от лица, затем повел носом и почувствовал аромат, тонкий и необыкновенно приятный.
— Тедди.
Роняя пузырек, он мгновенно обернулся. Да, говорила Синтия, ее ресницы приподнялись.
— Ничего не обещай им, Тедди.
Тяжело вздохнув, она прошептала:
«Птица жестока!» — и снова закрыла глаза.
IX— Все дело в ваших провалах памяти, — настаивал Рэндалл. — Будь известно, чем вы занимаетесь днем, какая у вас профессия, стало бы понятно — чего это ради так ополчились на вас Сыны Птицы. Более того, мы бы знали, как с ними бороться — ведь они самым очевидным образом вас боятся.
— А как считаете вы, миссис Рэндалл? — повернулся к Синтии Хог.
— Думаю, Тедди прав. Понимай я достаточно в гипнозе, можно было бы попробовать его, но тут я, к сожалению, пас — поэтому лучше всего воспользоваться скополамином. Вы согласны?
— Если предлагаете вы — да, согласен.
— Достань это хозяйство, Тедди.
Синтия спрыгнула с края стола, на котором сидела все время разговора, и Рэндалл протянул руки, пытаясь ее поймать.
— Поосторожнее бы ты, лапа, — укорил он жену.
— Ерунда, я уже в полном порядке.
Почти сразу после пробуждения Синтии они переместились в контору. Говоря попросту, все трое были перепуганы, перепуганы до дрожи в коленках, но не до потери рассудка. Квартира казалась очень опасным местом — правда, и контора вряд ли была многим лучше. Поэтому Рэндалл с Синтией решили убраться из города, заезд в контору намечался как последняя остановка, для проведения военного совета.
А Хог не знал, что ему делать.
— Будем считать, что вы никогда не видели этого набора, — предупредил его Рэндалл, наполняя шприц. — Я ведь не врач и не должен бы его иметь. Но иногда такая вещь бывает очень кстати.
Он протер предплечье Хога спиртом.
— А теперь — спокойно.
Оставалось только ждать, пока наркотик подействует.
— А что ты надеешься узнать? — прошептал Рэндалл Синтии.
— Не знаю. Если повезет, две его личности воссоединятся и тогда может выясниться много интересного.
Через некоторое время голова Хога безвольно повисла, он стал тяжело дышать. Синтия слегка потормошила его за плечо.
— Мистер Хог, вы меня слышите?
— Да.
— Как вас звать?
— Джонатан… Хог.
— Где вы живете?
— Корпус «Готем» — квартира шестьсот два.
— Чем вы занимаетесь?
— Я… не знаю.
— Постарайтесь вспомнить. Какая у вас профессия?
Молчание. Синтия сделала еще одну попытку.
— Вы гипнотизер?
— Нет.
— Вы… маг?
На этот раз ответ прозвучал только после заметной паузы.
— Нет.
— Кто вы такой, Джонатан Хог?
Хог открыл рот, готовый, казалось, ответить, но затем неожиданно выпрямился и посмотрел на Синтию. Манеры его разительно изменились, движения стали быстрыми, точными, никаких последствий действия наркотика не было и в помине.
Встав, Хог подошел к окну.
— Плохо, — сказал он, выглянув на улицу. — До чего же плохо.
Говорил он скорее сам с собой, ни к кому не обращаясь. Синтия и Рэндалл смотрели на него, затем переглянулись, словно ища друг у друга помощи.
— Что плохо, мистер Хог? — неуверенно спросила Синтия.
Она еще не анализировала своих впечатлений, но сейчас в их конторе находился буквально другой человек — более молодой, полный энергии.
— Да? А, извините. Мне, наверное, надо было объяснить. Я был вынужден, ну, скажем, освободиться от этого препарата.
— Освободиться?
— Отбросить его, проигнорировать, уничтожить. Видите ли, милая, пока вы со мной разговаривали, я припомнил свою профессию.
Хог весело посмотрел на Рэндалла и Синтию, однако от дальнейших объяснений воздержался.
Первым пришел в себя Рэндалл.
— Так какая же у вас профессия?
Хог улыбнулся ему чуть ли не с нежностью.
— Мне не стоит этого вам сообщать, — сказал он. — Во всяком случае — пока. Дорогая, — повернулся он к Синтии, — вас не затруднит снабдить меня письменными принадлежностями?
— Э-э… Конечно, конечно.
С поклоном взяв у Синтии карандаш и бумагу, он сел и начал быстро писать. Видя, что Хог, судя по всему, не намерен объяснять своего поведения, Рэндалл прервал его.
— Послушайте, Хог, как мы должны все это… — начал он, но увидел в повернувшемся к нему ясном, безмятежном лице нечто такое, что заставило его изменить тон и неловко скомкать фразу.
