Юрий Леднев - Странный остров
— Понимаешь, старик, — начал пространно рассуждать Георгий. — Остров с его электронной цивилизацией, — это обычная технология века, локальное явление вульгаризированного мышления общества, некий рудимент глобального страха перед всеобщей катастрофой… Сама по себе технология менее опасна для человечества, чем авария на АЭС.
— А если нет?! — перебил его Юрий.
— Подожди, не перебивай. Дослушай до конца, — спокойно осадил его философ. — Вникни в суть, что я скажу. Мы переживаем век, в котором вульгарно все: наше мышление, язык общения, отношение к природе, к памяти предков. Литература, музыка — все, что породил наш вульгарный век… Технология, кстати, тоже!
— А поэзия? — не удержался поэт.
— Увы, поэзия — не исключение, — вынес философ уничижительный приговор.
— Ты мелешь несусветную ерунду! — обиделся Юрий.
— Вот видишь, — заметил ему на это философ, — даже друзья в наш вульгарный век не могут поговорить без вульгаризмов! Это говорит о плохом состоянии нашей нравственности. Чтобы двигаться вперед, к всеобщему счастью, нам надо разбудить и возвысить разум! Сон разума порождает чудовищ! Ты как поэт, выражающий дух времени, должен…
Георгий долго толковал ему что-то о новом мышлении, пересмотре концепций, которые бурлили в голове философа. Идеи философа были фантастичны по своей глобальности, слишком очевидны по вероятности, но и досталось в его суждениях таким человеческим порокам, как ложь, демагогия, страх. Юрий слушал его, не перебивая, в каком-то завороженном внимании и очнулся, когда Георгий внезапно спросил:
— Ты знаешь: Орест женился?
— Не-е-ет… — удивленно протянул Юрий. Работая над своей книгой, он как-то отошел от мысли о друзьях, их житейских заботах.
— Тогда навести его! Привет! — И Георгий отключился. Юрий, словно его приморозили, несколько мгновений постоял у телефона с зажатой в руке трубкой, в которой звучали прерывистые сигналы отбоя.
Звонить Оресту он не стал: композитор отключал звонок телефона, считая, что телефон мешает творчеству, и тот работал у него только в одном, исходящем направлении. Поэтому на следующий день, возвращаясь от редактора с новыми замечаниями для своей книги, он направился к другу визитером.
На звонок дверь открыл Орест. Юрий сразу отметил в нем перемену как внешнюю, так и внутреннюю. Солидность в осанке, сосредоточенность во взгляде. Даже лысина блестела как-то солидно и важно, по-министерски. Но самым вопиющим контрастом тому, что в нем появилось, был джинсовый костюм. Он-то более всего и удивил Юрия, потому как Орест раньше не терпел никакой джинсовости, в чем бы она ни проявлялась, считая ее происками западных вылазок на наш быт.
— Заходи, старик! — С еле сдерживаемой радостью пропустил друга в квартиру Орест. — Тут у меня большое событие в жизни…
Сама причина «большого события» сидела в комнате за столиком перед зеркалом с лицом, обклеенным огуречными стружками. На тарелке лежали свежие огурцы, с которых новая супруга Ореста срезала кожуру и прикладывала к коже лица, забинтовывая лицо марлей, отчего вид ее смахивал на египетскую мумию.
На приветствие Юрия она прогудела низким контральто:
— Садитесь, Юрочка. Простите, я занята: готовлюсь к встрече с иностранцами. Я о вас знаю все, мне Орестик рассказал. — И распорядилась таким тоном, будто она прожила с Орестиком лет двадцать, не менее: — Орест, быстро настрогай мне огурца! Пойди на кухню, поставь чай! Приготовь сахар, сыр, чашки! Давай! Я через пятнадцать минут к вам приду! Живо! Поворачивайся!
С послушной легкостью Орест умчался в кухню, Юрий — за ним. Показав пальцем в сторону необычайного события новой орестовой жизни, поэт спросил тихо:
— Кто она? Как ты с ней?
— Лариса? Умница! Экспедитор турбюро «Интуриста»! То, что надо! — Аттестация новой подруге жизни прозвучала из уст Ореста в генеральском значении, особенно слово «экспедитор». И он рассказал, как судьба в лице электронной свахи послала ему новую, истинную подругу жизни.
По возвращении с острова Орест нашел в почтовом ящике и в притворе дверей множество записок и извещений, в которых была настоятельная просьба срочно явиться в клуб знакомств. Когда Орест позвонил в клуб по телефону и сообщил, что он дома, его сразу же очень попросили никуда не отлучаться и ждать. Через несколько минут в дверь раздался длинный звонок. В дом, как сама судьба, вошла дама средних лет и, улыбаясь, подала ему направление клуба, заявив, что она и есть та самая подруга жизни, которую ищет композитор, что она неплохо «разбирается» в музыке. Орест возражать не стал. Он написал на направлении «согласен», поставил свою подпись и, отдав бумагу, определяющую его дальнейшую судьбу, вместе с ключами от квартиры новоявленной избраннице сердца и хозяйке дома, сам помчался в Союз композиторов за новостями.
Орест рассказал, что за время их отсутствия пустили глубокие корни в молодежной среде два новых направления легкой музыки и что предстоит большая борьба.
Надо сказать, что Орест за время своей творческой сознательной деятельности, когда его выбрали в Правление Союза композиторов, щедро отдавал свою энергию на борьбу с чуждыми течениями в музыке: джазом, панком, битом, диско, роком и другими. С группой официальных единомышленников он яростно бичевал эти приходящие извне чужие направления, призывая к их запрету, но они сразу становились еще более сладкими и желанными, как всякий запретный плод. Вскоре от потери к ней общественного интереса волна спадала, но на ее место приходила другая, и Орест снова бросался в бой.
— А может, в новой волне есть какой-то смысл? — осторожно возразил Юрий. — Георгий утверждает: без причины ничего в этом мире не случается.
— Но какой же может быть смысл в брейке, танце роботов? Или в тяжелом роке? — с яростной ненавистью вопрошал Орест.
— В джазовых гармониях мы тоже не находили когда-то смысла, а потом выяснилось, что в его диссонансах было предчувствие прихода ядерного века. — Орест стал резко возражать поэту. Постепенно тон их спора перешел в крик. Их дискуссию остановил внезапный окрик:
— Мальчики, нельзя так орать! Здесь дом, а не конюшня! — В кухню всунулась забинтованная голова Ларисы. После ее властного командного окрика сразу стало тихо. Выключив газ под чайником, она прогудела: — Идите в музыкальную комнату и сидите там тихо, пока я обработаю лицо.
Мужчины послушно последовали в бывшую кладовку, которая стала теперь музыкальной комнатой. В нее еле-еле уместился кабинетный рояль со стулом. Орест включил настенный светильник, и в комнате воцарился свет.
