Коллектив авторов - Полдень, XXI век (май 2012)
Следующий комендант, Патрикей Давидсон-Перун подхватывает «макейский космобалет с погоней». И начинает, разумеется, с опровержений. Во-первых, хотя в архивах ФРС и сохранились «логи нехилых транзакций в астрал», перевод денег осуществлялся не по линии МВФ, а по линии ВМФ, чьи подразделения и составили основу «эфирной экспедиции». Во-вторых, учитывая, что деньги шли «нарошными траншами» (?) через расчетно-кассовый центр в Москве и реляции от самой экспедиции поступали через Первопрестольную же, есть основания полагать, что средства экспедиции были «пошло кешированы московитами». Далее – и, судя по изменившемуся почерку, после значительного перерыва – Давидсон-Перун уточняет самого себя. «Эфирная экспедиция» оказалась тем еще проектом. Поговаривали, что организация столь масштабного преследования «культурных дезертиров» два века спустя после самого «факта исхода» имела целью устрашение беглецов «не тамошних, но тутошних, зреющих». «Методом тыка» – и все через то же «женевское очко» – были определены «глобальные порталы слива», причем «шесть из девяти энтих адовых врат ввиду географии, черт ее подери, нарисовались на многострадальном ареале Одной Ось-мой, благослови ее Чисус». Затем «пошли мутейшие политические протоблятия». Метроамерика смотрела сквозь пальцы на то, что окрест порталов в Северной Африке, на Среднем Востоке и на Балканах участники экспедиционного корпуса регулярно попадали в истории с международной оглаской. В то же время закономерное, казалось бы, отсутствие информации о «расейских пропастниках» нервировало Белый-Белый Дом настолько, что Кремлин был вынужден «рекрутировать потешных пендосов из местных». «Хабблошары метрошные, – констатирует не без злорадства Давидсон-Перун, – снизошли-таки вылупиться на то, что было открыто допрежь и безглазому». А ясно было то, что в новую, панамериканскую, эпоху мир ненавидел Америку еще сильнее, чем в прежние, «всенародные времена». «Тутова, – продолжает ехидничать летописец, – американе уштопали номер едемской пары жидов, Адама с Евой, умудряшася породить не токмо гоев, но и антисемитов впримык». Страница, на которой Давидсон-Перун излагает свою теорию происхождения «видов человечества», изрядно попорчена рукой самого автора и отломана снизу на четверть. Из более или менее сохранившихся фрагментов текста можно заключить лишь о том, что «ботаник Каин, жид» был плотью Адамовой, тогда как «отцем первого нееврея и пастыря Авеля стал змей хитромудрый».
Аристофаном Клумбой история Серебряного Армагеддона продолжается (или, если быть точным, заканчиваетя) с нового листа: обращаясь к неким «достославным братиям», комендант предлагает «дружно идти к общему знаменателю», «сплощать локти» и «не размениваться по никелям». Стоит отметить, что этот последний «летослов», в отличие от предшественников, использует для письма не стило, а бормашинку. «При старом укладе Пендосия шатала заграницу, растрясая коренные долларовые клоаки и канализируя экономические пузыри, но потом, когда заграницы не стало, приказал долго жить и рынок сбыта проблем, индо зашатало саму Пендосию». В качестве «картинки допотопной экспансии» Клумба приводит «памятное речение Фанфараста о так называемом символическом обмене: “Томагавк всегда возвращается в места, разоренные грабежом с целью создания Томагавка”». Новую внешнюю политику США летописец иллюстрирует посредством того же Томагавка, но «в разрезе, как если бы взбесившаяся матка, утратив прежние цели, отложила его до лучших времен. Заселяя человеческие пустоши, Метроамерика не разгоняла свои границы до пределов географических, а реанимировала проблемные – сиречь поглощавшие проблемы – территории, возрождала экономические клоаки для сброса и утилизации отработанных матриц дефолта». «Воскрешение сгинувших языков и флагов не было естественной целью гадины», но процесс этот шел полным ходом на местах, чей «дух был воспринят как родной сынами, скинувшими гадячьи узы. Да и как, братцы, не отрубить руки, подпирающей только с тем, чтобы взять за горло?» Поиски «эфирной экспедиции» в «Одной Осьмой» привели «метрошных дознавателей» не к соседствующим с «порталами слива кабацким вертепам, как в Африке или на Балканах, а на чистейшие мемориальные упокоища». Что, по мнению летописца, «до запятой» отвечало и «божеским уложениям справедливости», и «протокольным договоренностям с чертями». Астральная связь с «эфирными пропастниками» была налажена безупречно, и те в один голос подтверждали как «повальное умаление культурдезертиров», так и «принятие денежных средств» – причем, в объемах, «даже превышающих оговоренные». Однако далее сообщения Клумбы путаются. Следственный эксперимент, который сначала подается как «штатный и годящий» – по астралу дознаватели получили от «пропастников» «исчерпывающие доказательства успеха», – за большим вымаранным фрагментом предстает «прологом фейситтинга всепланетного». Экспертная группа, включавшая посла, замдиректора ЦРУ, «сонмище ищиков» и бригаду морских котиков, сгинула в одном из раскопов после того как местным стало ясно, что доклад «варягов» в Вашингтон содержит «подлые наветы на правду». Заморский запрос «шарахнуть по ребелам» средствами ближайшего артдивизона отклика у последнего «не обрял». Более того, военные пообещали сбивать все изделия, «аще такие позрятся на проблемку извне». «Плач штатсекретаря» о том, что стороны конфликта являются «плотью от плоти Америки» и посему пребывают «в едином поле субординации, а не по разные стороны оставшихся в прошлом международных баррикад», вызвал реакцию едкую и даже издевательскую: «Взглянь на рожу свою вошинтонскую в лужу, тобою же зделанную, и познай, ирод, что общего между нами, как между прорубью и гавном». Приказ «нашим же испокон» частям РВСН «испепелить мятежную дугу» и вовсе заключился «потехой смрадной»: ракеты, прежде развернутые против «глиняных гомунькулов» в «пустынищах» Китая, получили новые цели не на «святых просторах Одной Осьмой», а на «гнилых землях» самих Соединенных Штатов – «для того ж, собственно, и предназначенных».
На этом летопись обрывается. Верней, спекается в стекловидную массу с включением алмазной крошки и фрагментов зубного моста.
Олег Кожин. Родительский день
Рассказ
– А где печенье?! Люсенька, ты взяла печенье? Я специально с вечера целый кулек на столе оставила!
Несмотря на пристегнутый ремень безопасности, Ираида Павловна повернулась в кресле едва ли не на сто восемьдесят градусов. Женщиной она была не крупной, в свой, без двух лет юбилейный полтинник сохранившей практически девичью фигурку, и потому трюк этот дался ей без особого труда. Люся, глядя на метания матери, страдальчески закатила густо подведенные фиолетовыми тенями глаза и усталым механическим тоном ответила:
