Сэмюель Дилэни - Вавилон-17
— Потому что он мне нравится, потому что он нужен мне, чтобы доставить меня в штаб-квартиру, к тому же мне было приятно, что я… — она запнулась. — Вы знаете, кто это — «я»?
Он покачал головой.
— Откуда вы пришли, Батчер? На какой планете вы родились?
Он пожал плечами.
— Голова, — сказал он спустя мгновение. — Сказали, что что-то не в порядке с головой.
— Кто?
— Доктора.
Голубой туман плыл между ними.
— Доктора на Титане? — продолжала спрашивать Ридра. Батчер кивнул. — Почему же вас тогда поместили в тюрьму, а не в госпиталь?
— «Мозг не болен», — сказали они. Эта вот рука, — он поднял левую руку, — убила четверых за три дня. Эта рука, — он поднял правую, — убила семерых. Разрушила четыре здания термитом. Нога, — он шлепнул себя по левой ноге, — пнула в голову охранника в телехронном банке. Там очень много денег, слишком много, чтобы унести. Унести можно было четыреста тысяч кредитов. Немного.
— Вы ограбили банк телехрона на четыреста тысяч кредитов?..
— Три дня, одиннадцать человек, четыре здания: все за четыреста тысяч кредитов… Но Титан… — лицо его дернулось, — там было совсем не весело.
— Я слышала. Как долго они не могли вас поймать?
— Шесть месяцев.
Ридра свистнула.
— Снимаю перед вами шляпу, раз вы смогли так долго продержаться после ограбления банка. И вы обладаете достаточными знаниями, чтобы сделать сложное кесарево сечение и извлечь плод живым. В этой голове кое-что имеется.
— Доктора сказали, мозг не глупый.
— Послушайте, мы с вами разговариваем и будем разговаривать еще. Но сначала я должна научить… — она запнулась, — научить мозг кое-чему.
— Чему же?
— Насчет «вы» и «я». Вы слышите эти слова сотни раз в день. Разве вы никогда не задумывались, что они означают?
— Зачем? Большинство вещей понятно и без них.
— Ну, давайте говорить на том языке, с которым вы выросли.
— Нет.
— Почему же нет? Я хочу установить, знаком ли мне этот язык!
— Доктора сказали, что что-то не в порядке с мозгом.
— Хорошо. Но что же не в порядке?
— Афазия, аплексия, амнезия.
— Да, это осложняет дело, — она нахмурилась. — Это произошло до или после грабежа банка?
— До.
Она старалась привести в порядок то, что узнала.
— Что-то произошло с вами. В результате вы утратили память, способность говорить, читать, и первое, что вы сделали после этого — ограбили телехронный банк… который именно банк?
— На Реа-IV.
— А, небольшой. Но однако… вы оставались на свободе шесть месяцев. Есть ли у вас хоть какое-нибудь представление о том, кем вы были до утраты памяти?
Батчер пожал плечами.
— Я полагаю, что были проверены все возможности, что вы работаете на кого-нибудь под гипнозом. Вы не знаете, на каком языке говорили до утраты памяти? Что ж, ваши речевые образы должны основываться на вашем прежнем языке или вы узнали бы о «я» и «мы» просто услышав новые слова.
— Почему эти звуки должны означать что-нибудь?
— Потому что вы задаете вопрос, на который я не могу ответить, если вы не понимаете значения этих слов.
— Нет, — недовольство исказило его голос. — Нет. Существует ответ. Слова ответа должны быть простыми — и все.
— Батчер, существуют определенные идеи, обозначаемые словами. Если вы не знаете слова, вы не можете знать идеи. А если у вас нет идеи, то нет и ответа.
— Слово «вы» трижды произнесено, так? Но нет еще ничего неясного, значит «вы» не имеет значения.
Она вздохнула.
— Это потому, что я использовала слово фактически, по обычаю, без опоры на его реальный смысл… как речевой оборот. Послушайте, я задала вам вопрос, на который вы не смогли ответить.
Батчер нахмурился.
— Понимаете, вы можете уловить смысл этих слов, вдумываясь в то, что я говорю. Лучший способ изучить язык — слушая его. Так слушайте. Когда вы, — она указала на него, — говорите мне, — и она указала на себя: «Зная какие корабли уничтожить, и корабли уничтожены. Теперь идти вниз по Языку Дракона», вы дважды ударили кулаком, — она коснулась его левой руки, — в грудь, — она поднесла его руку к груди. Кожа под ее ладонью была прохладной и ровной. — Кулак пытался сказать что-то… А если бы вы использовали слово «я», вам не нужно было бы ударять себя в грудь. Вы хотели сказать вот что: «Вы знаете, какие корабли нужно уничтожить, и я их уничтожил. Вы хотите идти вниз по Языку Дракона, и я поведу „Тарик“ вниз по Языку Дракона».
Батчер нахмурился опять.
— Да, кулак что-то говорит.
— Разве вы не видите, что иногда вы хотите что-то сказать, но не имеете идеи и слова, обозначающего эту идею? Вначале было слово. Пока что-то не названо, оно не существует. А существование его необходимо мозгу, иначе вы не били бы себя в грудь и не ударяли кулаком в ладонь. Мозг жаждет этого слова — позвольте мне научить вас ему.
Его лицо нахмурилось еще сильнее.
Теперь туман между ними рассеялся. И в сверкающей звездной мгле что-то двигалось непрочное и мерцающее. Они достигли выхода чувствователей, выход пропускал волны, по частоте близкие к видимому свету.
— Вот, — сказал Батчер. — Вот чужой корабль.
— Он с Кирибиа-4, — сказала Ридра. Они дружественны Союзу.
Батчер был удивлен тем, что она узнала корабль.
— Очень странный корабль.
— Забавно выглядит, верно?
— Джебел не знает, откуда он, — он покачал головой.
— Я их не видела с детства. Им доставляли делегатов с Кирибии во Двор Внешних Миров. Моя мать была там переводчицей, — она оперлась на перила и смотрела на корабль. — И не подумаешь, что такое неуклюжее сооружение может совершать полеты в стасисе. Но оно летает.
— У них есть слово «я»?
— Фактически у них три формы этого слова: Я-ниже-температуры-в-60-градусов… Я-между-температурами-в-60-градусов-и-93-градуса… Я-свыше-девяноста-трех.
Батчер выглядел удивленным.
— Это связано с их процессом воспроизводства, — объяснила Ридра. — Когда температура ниже шестидесяти градусов, они стерильны. Совокупляться они могут при температуре между шестьюдесятью и девяносто тремя градусами, но зачать могут лишь при температуре выше девяноста трех градусов.
Кирибианский корабль как перышко двигался по экрану.
— Может быть, вам будет понятнее, если я скажу вот что. В галактиках известны девять разумных рас, все они распространены так же широко, как и мы, все технически развиты, у всех сложная экономика, семь из них втянуты в ту же войну, что и мы, и все же мы очень редко встречаемся с ними. Настолько редко, что даже такой опытный космонавт, как Джебел, проходя мимо одного из них, не может определить его. Хотите знать, почему?