Ариадна Громова - По следам неведомого
— Позвольте! — возопил коллега. — Но ведь можно же попытаться истолковать эти факты, оставаясь в границах правдоподобия! Зачем же увлекаться явной фантастикой?
— Вот как! — сказал Соловьев. — Но скажите тогда, какое же толкование вы считаете хоть относительно правдоподобным? Что эти пластинки сделаны когда бы то ни было местными жителями? Но археологи это решительно отвергают. И я считаю, что они правы. И материал, и способ гравировки, и даже само содержание чертежа — все решительно выходит за границы возможностей, какими когда-либо могли располагать обитатели Гималаев. Что же тогда? Вы хотите сказать, что это — современная продукция, скажем, американская? Но вот наши химики в большинстве держатся на этот счет другого мнения. Да и вы, я думаю, знаете, что за последние годы мы не только догнали Америку в этой области, но по большинству показателей явно опередили ее. Так что если и существуют у американских химиков секреты, то они не такого рода, чтоб наши ученые даже и подступа к ним не знали, если уж видят образцы готовой продукции! И потом, повторяю: способ гравировки никому не понятен — вам не кажется это удивительным?
Астроном молчал, протирая платком очки.
— И еще вопрос: почему вы, собственно, находите совершенно фантастичным само по себе предположение о том, что на Земле побывали гости из других миров? Ведь не считаете же вы, что жизнь существует только на нашей планете?
— Детский вопрос! — раздраженно заявил астроном, снова водружая на нос свои огромные очки. — Разумеется, я этого не считаю. Но, Арсений Михайлович, если я плохо ориентируюсь в полимерах, то уж в астрономии-то я кое-что понимаю, надеюсь! Так разрешите же вас спросить: откуда могли прибыть к нам эти небесные гости?
— Трудно ответить на этот вопрос на основании тех скудных данных, которыми мы пока располагаем, — серьезно ответил Соловьев. — Но в принципе это могли быть обитатели Марса или Венеры, либо гости из других звездных систем, о которых мы вообще почти ничего не знаем. Ясно одно: что их космический корабль когда-то приземлился в Гималаях. И Черная Смерть это просто результат повреждения резервуара с ядерным горючим.
Астроном даже простонал от возмущения.
— Ну, нельзя же так, в конце концов! — закричал он. — Арсений Михайлович, это же несерьезно! Человек с вашей эрудицией, с вашим опытом — и вдруг говорит о существовании каких-то марсиан! Ну, я понимаю, мхи, лишайники, пусть даже кустарники или травы существуют на Марсе, в его холодной, до предела разреженной атмосфере… но люди! Да еще существа высшего порядка, чья цивилизация далеко обогнала земную! Ну, пишите тогда романы… вроде «Аэлиты»… и оставьте в покое науку! Ядерное горючее — скажите, пожалуйста! Это уж…
— Вы же знаете, что истинная наука не может безоговорочно отвергать, без самой детальной проверки, никакие предположения, в которых имеется хоть крупица правдоподобия, — с усмешкой проговорил Соловьев: к такого рода возражениям он, должно быть, давно привык. — Поэтому меня восхищает, но ничуть не убеждает ваша, я бы сказал, юношеская горячность. Да, климат Марса очень суров. Даже на экваторе, где температура летним днем достигает 20 градусов тепла, ночью царит полярный холод — 60–70 градусов ниже нуля. Но ведь известно, например, что в Сибири, возле Оймякона, бывают морозы и ниже 70 градусов. И климат там резко континентальный. Однако там существует свыше двухсот видов растений и животных. И люди постоянно живут. А экспедиции в Антарктиде? Их участники работают при температурах, близких к марсианским, при ураганных ветрах и, вдобавок, зачастую — на больших высотах, в разреженном воздухе. И это, заметьте себе, люди, выросшие в условиях умеренного, а иногда и жаркого климата. А где только, в каких условиях не живут люди, из поколение в поколение приспосабливавшиеся к особенностям местности! И на высоте более четырех километров над уровнем моря — вот, хотя бы, как друзья Александра Николаевича, гималайские горцы — шерпы. И в полярном холоде — как наши нганасаны. И в тропических джунглях, и среди безводной пустыни, и под землей, и на воде… А «снежный человек», который обитает на самой границе вечных снегов, на высоте более пяти километров? Границы жизни невероятно широки даже в привычных нам земных условиях. Низшие организмы, как вам известно, живут и в кипящих источниках, и в области вечных снегов, и на громадной высоте, и в безводной пустыне… Да вот, еще несколько лет тому назад на Кавказе, в Нальчике, пробовали выращивать растения в атмосфере, в три раза более разреженной, чем атмосфера Марса. Вы знаете — ведь они развивались вполне нормально и даже быстрее, чем обычно! Вас это не заставляет задуматься?
Меня очень удивляло, что астроном даже не пытается всерьез опровергать доводы Соловьева. А если он с ними согласен, то как можно так косно мыслить? Вот он напомнил, что на Марсе мало воды.
— Не так уж мало! — немедленно отпарировал Соловьев. Одна только его полярная шапка дает столько же влаги, сколько Нил за год приносит воды в Средиземное море.
— Но позвольте! — с негодованием воскликнул астроном. Ведь известно, что полярные шапки не тают, а испаряются. Профессор Лебединский убедительно доказал, что на поверхности Марса воды вообще не может быть — она немедленно испаряется, а водяной пар замерзает и оседает на поверхности планеты тонким слоем инея. Да разве может в таких условиях существовать растительность?
— Безусловно, может, — ответил Соловьев. — Вода имеется в почве Марса. И кстати, тот же профессор Лебединский предполагает, что у марсианских растений может существовать сильно развитая корневая система — чтоб высасывать влагу из почвы.
— Но, Арсений Михайлович! — почти умоляюще простонал астроном. — Я допускаю, что при этих условиях могла бы сохраняться жизнь в каком-либо виде. Но ведь для того, чтобы она возникла, нужны несомненно другие условия! Нужна высокая температура, значительная плотность атмосферы, открытые водоемы. Это же аксиома!
— Аксиома — для Земли, — снова возразил Соловьев. — Нельзя же танцевать от печки: у нас — так, значит, везде так. В конце концов можно уподобиться человеку, который при виде жирафа решительно заявил: «Такого не может быть». И к тому же мы не знаем, каковы были условия на Марсе в далеком прошлом. Я, к сожалению, знаю наизусть все доводы, которые вы еще собираетесь привести. В атмосфере Марса, хотите сказать вы, нет свободного кислорода, значит, нет и растений, нет и жизни — ведь земной кислород создан растениями. Но и тут многое можно возразить. Прежде всего, наши методы наблюдений еще очень несовершенны. И если мы до сих пор не обнаружили кислорода в атмосфере Марса, это еще не значит, что он там действительно отсутствует. Мы и водяных паров не сумели обнаружить, а тем не менее известно, что на Марсе есть снег или иней.
