Клиффорд Саймак - Всякая плоть - трава
И тут, прижимаясь всем телом к откосу, чтобы не упасть, я набрел на кость. Должно быть, дождь и ветер совсем недавно высвободили её из-под слоя почвы, и теперь её укрывали только лиловые цветы. Если бы не чистая случайность, я, скорее всего, прошел бы мимо. Сперва я её не разглядел, заметил только: в земле что-то тускло белеет. Сполз по склону - и лишь тогда увидел кость, вновь подтянулся повыше и вытащил её.
Когда я сжал её, пальцы мои словно пылью покрылись - верхний слой изъело время, - но сама кость не сломалась.
Чуть изогнутая и призрачно белая, белая как мел.
Я повертел её в руках: похоже, что это ребро, и, может быть, судя во форме и размеру, человеческое, - впрочем, тут моих знаний не хватает, могу и ошибиться.
Если эта кость и вправду сходна с человеческой, значит, когда-то здесь жили существа, напоминающие людей. Но тогда, может быть, здесь и поныне обитает какое-то подобие человечества?
Планета, населенная цветами... никакой иной жизни - только лиловые цветы да в последние годы Таппер Тайлер. Так подумал я сначала, увидав море цветов, расплескавшееся до самого горизонта, но это был только домысел. Не успев путем разобраться, я поспешил с выводами. Отчасти их подкрепляло то, что я увидел: здесь, на этом клочке земли, и в самом деле нет больше ничего живого - ни птиц, ни зверей, ни насекомых, разве что какие-нибудь бактерии, вирусы, да и то, вероятно, лишь такие, которые полезны Цветам.
Хотя верхний слой кости под пальцами обращался в меловую пыль, сама кость, видимо, была очень крепкая. Не так уж давно это была часть живого существа. Чтобы определить её возраст, наверно, надо знать состав и влажность почвы и ещё многое. Это задача специалистов, а я не специалист.
Потом я заметил справа ещё одно белое пятнышко. Конечно, это мог быть и просто белый камень, но я с первого взгляда решил иначе. В глаза бросалась та же меловая белизна, что и у ребра - моей первой находки.
Я осторожно передвинулся вправо и, уже наклоняясь, увидел, что это не камень. Я отложил ребро и стал копать. Почва рыхлая, песчаная, можно обойтись и без лопаты, собственными руками.
Кость оказалась округлой, через минуту я понял: это череп, а ещё через минуту - что череп человеческий.
Я откопал его, поднял - и если с ребром я ещё мог ошибиться, то теперь сомнений не было.
Я был подавлен, меня захлестнула жалость: вот он когда-то жил, и его больше нет... и ещё мне стало страшно.
Ведь этот череп у меня в руках - бесспорное доказательство, что Земля эта не всегда принадлежала Цветам. Их родина не здесь... должно быть, они завоевали этот мир... так или иначе, он перешел к ним от кого-то другого.
Да, очень возможно, что они переселились во времени очень далеко от той Земли, где иное племя - по их описанию, племя, нисколько не похожее на людей, - научило их мыслить.
Как далеко в прошлом лежит она, родина Цветов? Сколько ещё Земель завоевали они на пути сюда, в этот мир из того неведомого, который был их колыбелью? Сколько миров осталось позади, опустошенных, очищенных от всего живого, что могло соперничать с этими Цветами...
А те, кто обучил и возвысил простые растения, кто наделил их разумом,
- где они теперь, что с ними сталось?
Я положил череп обратно в яму, откуда его извлек. Снова осторожно засыпал его песком и землей - так, что больше уже ничего не было видно.
Хорошо бы взять его с собой и внизу, на берегу, получше разглядеть. Но нельзя: Таппер не должен знать о моей находке. Его друзья Цветы с легкостью читают его мысли, а мои мысли для них - книга за семью печатями, иначе зачем бы им для переговоров со мной понадобился телефон. Значит, пока я ничего не скажу Тапперу, Цветы не узнают, что я нашел этот череп.
Впрочем, быть может, они уже знают, быть может, они умеют видеть или обладают ещё каким-нибудь чувством, которое заменяет им зрение. Но нет, вряд ли: ничего такого пока не заметно. Вернее всего, они способны к умственному симбиозу и знают только то, что им открылось в мыслях других разумных существ.
Я спустился с насыпи, обогнул её и по дороге нашел ещё много каменных плит. Несомненно, когда-то на этом месте стояло здание. А может быть, тут был поселок или даже город? Так или иначе, здесь жили люди.
Я вышел на берег у дальнего конца насыпи, где ручей бежал вдоль неё вплотную, подмывая крутой склон, - и зашлепал по воде к тому месту, где раньше переходил вброд.
Солнце село, алмазные искры на воде угасли. Смеркалось, и ручей казался темным, почти бурым.
Крутой черный берег вдруг ощерился ухмылкой мне навстречу, и а застыл, вглядываясь, - передо мной белел ряд обломанных зубов, выпукло круглился череп. Течение хватало меня за ноги, стараясь увлечь за собой, вода тихонько рычала на меня, с темнеющих холмов тянуло холодом... меня пробрала дрожь.
Ибо, глядя на этот второй череп, оскалившийся мне навстречу из черной крутизны, я понял: человечеству грозит величайшая, небывалая опасность.
Доныне род людской мог погибнуть только по собственной вине, по вине людей. И вот у меня перед глазами новая угроза.
13
Спотыкаясь в полутьме, я спускался по косогору и ещё издали увидел красноватый отблеск костра: Таппер уже проснулся и готовил ужин.
- Погулял? - спросил он.
- Так, огляделся немного, - ответил я. - Тут и смотреть особенно не на что.
- Одни Цветы - и все, - подтвердил Таппер.
Он утер подбородок, сосчитал пальцы на руке, потом пересчитал сызнова, проверяя, не ошибся ли.
- Таппер!
- Чего?
- Тут что же, всюду так? По всей этой Земле? Больше ничего нету, одни Цветы?
- Иногда ещё разные приходят.
- Кто - разные?
- Ну, из разных других миров. Только они опять уходят.
- А какие они?
- Забавники. Ищут себе забаву.
- Какую же забаву?
- А а не знаю. Просто забаву.
Таппер отвечал хмуро, уклончиво.
- А больше здесь никто не живет, кроме Цветов?
- Никого тут нету.
- Ты разве всю эту Землю обошел?
- Они мне сами сказали. Они врать не станут. Они не то, что милвиллские. Им врать ни к чему.
Двумя сучьями он сдвинул глиняный горшок с пылающих угольев в сторонку.
- Помидоры, - сказал он. - Любишь помидоры?
Я кивнул; он опустился на корточки у огня, чтоб лучше следить за своей стряпней.
- Они всегда говорят правду, - вновь начал Таппер. - Они и не могут врать. Так уж они устроены. У них вся правда внутри. Они ею живут. Им и ни к чему говорить неправду. Ведь люди почему врут? Боятся, вдруг им кто сделает больно, плохо, а тут никого плохого нет, Цветам никто зла не сделает.
Он задрал голову и уставился на меня с вызовом - дескать, попробуй, поспори.
- Я и не говорил, что они врут, - сказал я. - Пока что я ни в одном их слове не усомнился. А что это ты сказал: у них правда внутри? Это ты про то, что они много знают?
