Андрей Щупов - Дитя Плазмы
— Но ведь они выживут?
— Само собой. Правда, у некоторых это, вероятно, затянется. В Трапе, например, не меньше дюжины пуль. Так что он оклемается только через недельку. Ригги — тот уже задышал, и Хадсон вот-вот откроет глаза. Но самое скверное, сынок, это то, что мы лишились оружия. Всего, напрочь.
Гуль промолчал. Он уже догадывался, что последует за этим проникновенным «сынок».
Пилберг по-прежнему сокрушенно покачивал головой и, вторя женщинам, что-то бормотал себе под нос. С пистолетом в руке, в скрученных тесемками подтяжках и вылезшей из штанов рубахе он выглядел более чем нелепо.
Диктатор, в распоряжении которого остались одни женщины.
— Ты ведь не уйдешь от нас теперь, правда? Гуль вспомнил о прошлой своей оплошности. Говорить Пилбергу правду не следовало. Перед ним стоял волк, зубастый, претендующий на роль вождя. И все же Гуль не сумел солгать.
— Мне придется уйти, Пилберг. И лучше бы вам не удерживать меня.
— Нет! — Профессор приподнял пистолет. — Забудь.
Гуль нахмурился:
— Вы только проиграете, если нажмете курок.
— Это почему же? — Улыбка у Пилберга получилась вымученной.
— Потому что я не Трап и не Ферги. Я не умею ссориться на один день.
Пилберг фыркнул, и Гуль вдруг понял, что он не выстрелит.
— Милита? — Он посмотрел на девушку. — Ты со мной?
Рука с пистолетом снова вздернулась.
— Твоя судьба — это твое право, сынок? И ты уйдешь отсюда один!
— Милита, — повторил Гуль, — ты идешь? Девушка замотала головой. На глазах у нее выступили слезы.
— Неужели ты так сильно боишься его?
— Дело совсем не в этом. Гуль…
— Не неволь ее. Ты сам не знаешь, о чем просишь. А если будешь настаивать, мне придется ее пристрелить. — Губы Пилберга дрогнули. — Ты ведь не понесешь на себе труп?
Гуль стиснул рукоять ножа. Если бы Милита что-нибудь сказала!.. Но она молча плакала.
— Ладно, я ухожу…
Он окинул взглядом собравшихся перед «мэрией» людей и зашагал по улочке.
— Запомни хорошенько дорогу, сынок! Тебе это пригодится, когда будешь возвращаться!
Черта с два!.. Гуль даже не оглянулся. Уж что-что, а дорогу назад он обязательно постарается забыть.
* * *Воздух трепетал сполохами, невидимые руки выбрасывали пригоршни разлетающихся светлячков. Загадочный мир прощался с ним по-своему.
Продолжая ворочаться в глубинах земли, огромная рептилия не подозревала о том, что один из поселенцев колонии, ставший ее частичкой, внезапно взбунтовался. Наверное, это выглядело так, как если бы почка или желчный пузырь вполне самостоятельно двинулись бы из тела вон. Впрочем, каракатицу это ничуть не волновало. Могла ли она вообще волноваться?..
Вскарабкавшись по крутому склону, Гуль отмахнулся от докучливых мыслей.
Маленькая колония осталась позади, еще несколько шагов — и удивленным вздохом открылся навстречу проход Зуула. На мгновение Гуль задержался.
Захотелось подумать напоследок о чем-нибудь основательном, подытожить пройденное. В голове тяжело и напряженно заворочалось. Динамо-машина с поврежденной проводкой… Ни вспышки, ни искорки… Потоптавшись на месте, Гуль двинулся к заветной пещере, и вот…
Часть 2. МИСТЕР МОНСТР
Туша каракатицы осталась далеко позади. Вырвавшись из нее подобно торпеде из чрева подводной лодки, Гуль несся по раскручивающейся спирали, пронзая земную глубь, чувствуя себя сильным, птицеподобным, не ведающим преград.
Многослойные угольные пласты, базальтовые громады, нефтяные бассейны и расплавленное варево магмы пропускали его с одинаковой легкостью, распахиваясь и смыкаясь створками неведомых дверей. Превращенный в невесомую тень, он летел сквозь землю, и она представала перед ним в своей первозданной сути, выставляя напоказ сокрытые от человека сокровища. И снова Гуль ощущал пространство, не видя и не слыша его. Новое измененное тело знакомило с окружающим совершенно иначе, нежели обыкновенного человека, и это нравилось и волновало. Наверное, он уподобился ребенку, которому преподнесли увлекательную игрушку. Скорость и проносящиеся видения порождали восторг, и Гуль с трудом сдерживал себя, помня, что целью была поверхность Земли. К ней он стремился. К счастью, они САМИ подсказали ему путь, вывели к нужной пещере, и Гуль вошел в нее, так и не поняв, чем же отличается она от тех, прежних, что попадались ему до сих пор. Отличие приоткрылось только теперь. Пещера не являлась одномерным проходом. Он пребывал в двухмерном состоянии! Лишенный третьей решающей координаты, объем съежился и исчез. Равнина, на которую угодил Гуль, простиралась в бесконечность — до звезд, видимых лишь в мощнейшие телескопы. Он в состоянии был задать любой маршрут и, если бы знал кратчайший путь, не стал бы обращаться к давнему правилу спасателей-подводников. В сложившейся ситуации движение по кругу показалось ему наиболее разумным. Гуль не сомневался, что рано или поздно земная толща закончится и он пробьется наверх, под открытое небо.
Свет сверкнул перед глазами разорвавшейся бомбой. Бездонная и ослепительная синь рванулась навстречу. Слишком поздно и неумело Гуль принялся тормозить.
Трехмерность обрушилась на него словно беспощадный зверь. Он так и не уловил того мига, когда тело из плоской неуловимой тени превратилось в обычное человеческое. Отчаянно размахивая руками, словно пытаясь уцепиться за несуществующую опору, Гуль падал. В ушах свистело, неприятно холодела грудь. Город под ним, огромный и жаркий, лоснящийся множеством огней, будто раздувался по мере падения. Гуля занесло на огромную высоту и, закрыв глаза, он обреченно думал, что боли не ощутит. Сокрушительный удар обгонит мучения…
Он падал, слыша, как рычат и сигналят внизу автомобили. Скрежетало железо, гомонили люди. Миллионами голосов город нашептывал историю своей нелегкой жизни. Гуль летел к этому шепоту, и губы каменного гиганта близились, спеша сообщить небесному посланнику все последние человеческие новости.
Перед ударом Гуль вновь распахнул глаза. Неожиданно оказалось, что ему суждено упасть на территорию автомобильного кладбища. Не желая пачкать свои тротуары, город в последнюю минуту аккуратно отступил в сторону. Внизу пестрели выпотрошенные корпуса машин, сложенные стопками шины, проржавевший механический хлам… Большего осмыслить не успел. Труба диаметром в мужскую ладонь торчала из груды металла, словно булавка из коллекционной коробки, поджидающая очередную бабочку. Тупым иззубренным концом она вошла ему под ребра, как входит гарпун в неосторожную рыбу, и, соскользнув по ней, лицом, грудью, всем телом. Гуль врезался в искореженное железо.