Виталий Чернов - Сын розовой медведицы
- Кричите "ура". Только что приехал Кара-Мерген... - И рассказал: - В трудную для них минуту казахи часто приезжают ко мне за советом. Вот и этот приехал. Надо же, самого Жалмауыза видел! Теперь не знает, что делать. Своим сородичам рассказать об этом нельзя: чего доброго - побьют камнями. А парень славный, смелый, но тоже не без предрассудков. Совсем убит горем и уверяет меня, что скоро умрет. Я ему рассказал о вашей экспедиции и заявил, что вы, Федор Борисович, самый большой ученый и едете на Кокташ, чтобы поймать Жалмауыза. Сперва он снова пришел в ужас, а потом я втолковал, что с вами нечего бояться и что для него единственный выход - быть вашим проводником и помощником. Он дал согласие.
Это действительно была редкая удача. Желать лучшего было просто невозможно. О загадочном Жалмауызе нежданно-негаданно пришли самые свежие вести, да еще из первых уст.
Федор Борисович пожелал немедленно увидеть Кара-Мергена. Вернулся поздно и подробно рассказал всю историю приключений охотника, случившуюся с ним в горах. Федор Борисович больше не сомневался в подлинном существовании и здравии мальчика, взращенного медведями.
В воскресенье рано утром выехали из Кошпала. Экспедиция выглядела внушительной. Хотя у нее был теперь проводник, Ибрай не отказался проводить караван до становища Кильдымбая. Он решил ехать с сыном, на руке держал ученого беркута с кожаным колпачком на глазах. Видно было, что ему и самому в радость снова почувствовать себя степняком, джигитом, как в былые годы, когда был еще молод, кочуя по степям со своим родом.
Экспедицию провожали все знакомые.
Ехали по местам, где некогда водил свой отряд командир Дунда. Довольно приличная ранее дорога теперь почти исчезла. По ней уже редко кто езживал, и она заглохла, поросла травой. Кочевники не любили дорог. Для них лучшая дорога - степь.
За бывшей, Вырубленной, аллеей повернули дальше от гор. Ближе к полудню сделали небольшой привал. Дали лошадям передохнуть, передохнули и сами. Потом снова тронулись.
Над степью висело раскалившееся солнце, в ковыльном разливе вовсю попискивали суслики, издали наблюдая за караваном, свечками стояли у своих нор осторожные сурки, белесое небо чертили хищные пустельги, короткокрылые, шустрые, часто подающие друг другу голос. На их крик беспокойно поворачивался беркут, пересаженный с руки на луку седла. Ибрай выглядел неузнаваемо помолодевшим, был в хорошем настроении. Душа кочевника брала свое, да и совесть больше не мучила перед самым большим ученым и старым другом агой Дундулаем, приехавшим сюда ловить самого Жалмауыза. Что ж, пусть ловит и пусть ему помогает в этом Кара-Мерген. Он, Ибрай, ничего не знает, он просто отдает дань уважения высокому гостю.
В травах далеко мелькнула рыжей спиной лисица, мышковавшая в раздолье. Ибрай встрепенулся, глянул на Федора Борисовича, потом на Дину, сонно покачивавшуюся в седле.
- Дина-апа, смотри! Беркут охоту будет показывать.
Дина очнулась, неловко поежилась: езда верхом, показавшаяся в охотку простой и легкой, скоро сделалась в тягость. Ломило поясницу, хотелось вытянуть в стремени ноги.
- Смотри, смотри, Дина-апа! - с азартом дикого степняка подхлестнул ее и Ильберс.
Ибрай уже снимал с головы беркута кожаный чехол-наглазник. Птица шумно захлопала крыльями, закрутила головой, глядя на всех круглыми разбойничьими глазами. Ибрай поднял ее на руки выше себя и вдруг подбросил. Беркут неровно взмахнул одним крылом, другим и незаметно обрел опору. Косо пошел вверх, набирая высоту, и затем полетел по крутой спирали, все выше и выше. И вдруг замер, распластав расширенные на концах крылья. Потом рванулся вперед.
Ибрай с сыном, гикнув, понеслись в ту сторону, где мышковала лиса. Камчи в их руках свистели, нахлестывали лошадей. Понурые, казалось, лошаденки, вмиг ожили, понеслись по ковыльной степи. Кинулся вслед, не умея да и не желая, очевидно, сдерживать охотничий пыл, и Кара-Мерген. А за ним поскакал Скочинский, невольно увлекая за собой и Дину. Федору Борисовичу пришлось остаться при караване, хотя тоже не терпелось посмотреть, чем кончится травля лисы крылатым охотником.
Беркут догнал лису, уже почуявшую опасность и мчавшуюся со всех ног дальше в степь, догнал и камнем упал вниз. Его крылья захлопали лишь над самой землей. Потом все увидели, что он сидит на мчавшейся лисе, схватив ее одной лапой между ушей, другой почти за крестец. Могучие крылья били лису по глазам, слепили, сковывали бег. Загнутый клюв нанес несколько быстрых ударов в лисий затылок. Лиса перевернулась через голову, но беркут удержался, чаще забил крыльями.
Через минуту Ибрай первым спрыгнул с седла, подбежал к поверженной лисице, наступил тяжелым сапогом на шею. Разгоряченный беркут несколько раз ударил крылом и хозяина, но тот быстро, ловко накинул ему на голову кожаный колпачок. Беркут затих, подобрал когти и неуклюже отпрыгнул в сторону раз и другой.
- Удивительно! - сказала Дина Скочинскому
А Ибрай уже потряхивал лисицу, подняв ее за задние ноги. Мех был летний, неценный, но дело было не в нем. Хотелось потешить гостей да и себя взгорячить. Вот и показал.
К вечеру экспедиция подошла к небольшому аилу. Гостей встретили хорошо, накормили, позаботились о конях. С рассветом двинулись дальше.
Еще потянулся день, однообразный и скучный, как сама степь. На пути попались два стойбища. В одном отдохнули, другое проехали.
К вечеру вдали показался аил из пяти юрт. Аильные собаки, караулившие скот, бросились навстречу каравану.
Ибрай велел сыну ехать вперед и предупредить аксакала Кильдымбая, что начальником каравана - кош-басы - едет сам жолдас Дундулай.
- Зачем уведомлять? - спросил Федор Борисович, не любивший помпы.
- Такой обычай, когда едет знатный гость, - ответил Ибрай. - Хозяина надо предупредить.
Но не успел Ильберс отъехать, а навстречу вылетели уже три всадника. Ибрай заулыбался во все лицо.
- Видал? Кильдымбай знает, что ты едешь.
- Откуда он узнал?
- О-о! Казахи, жолдас Дундулай, тебя шибко любят. Ты многим жизнь спасал, самого шайтана ак-урус Казанбая ловил.
Под этим именем казахи все еще помнили Казанцева.
- Но ведь Кильдымбай не знал, что еду именно я? - опять спросил Федор Борисович.
- Хе, слух давно по степи гуляет. Поэтому и лошадей тебе совсем дешево продавали.
Федор Борисович качал головой, усмехался, думая про себя: как же казахи отнесутся к нему, когда узнают, какова цель его экспедиции?
А всадники неслись навстречу во весь опор. Дина, не зная обычаев степи, оробела, заслышав гиканье шпоривших своих лошадей жигитов. Она невольно натянула поводья, выпрямилась в седле - низком, развалистом, обтянутом шкурой жеребенка. Для верховой езды пришлось надеть мужские шаровары, специально купленные для нее. На ногах были высокие ботинки, какие когда-то носили девицы в пансионах. Сверху легкая курточка на застежках. Где-то в тороках была уложена еще другая одежда, подобранная ей в Алма-Ате. Но она подходила скорее для гор, чем для степи.
