Стивен Бакстер - Эволюция
Хотя вымирания были страшны сами по себе, они всегда были обычным явлением. В природе всегда находится огромное множество видов, каждый из которых связан со всеми остальными через конкуренцию или взаимодействие — все они находятся в состоянии бесконечной борьбы за выживание. Хотя никто не мог постоянно оставаться в выигрыше, всегда была возможность потерпеть неудачу — из-за нелепой случайности, стихийного бедствия или вторжения лучше приспособленного конкурента — и ценой неудачи всегда было вымирание.
Но сейчас удар кометы запустил процесс массового вымирания, одного из худших в долгой истории этой потрёпанной планеты. Угасание преследовало каждое биологическое царство, на земле, в море и в воздухе. Целые семейства, целые царства уходили во тьму. Это был обширный биотический кризис.
В такое время не имело значения то, насколько хорошо ты был приспособлен, насколько хорошо избегал хищников или конкурировал со своими соседями, поскольку менялись правила, лежащие в основах основ. В ходе массового вымирания оказалось выгодным быть мелким, многочисленным, широко распространённым географически, и ещё иметь возможность где-нибудь прятаться.
И, что важнее всего остального, нужно было уметь поедать других выживших, когда всё закончится.
Но даже тогда выживание в равной степени зависело и от удачи, и от хороших генов: не эволюция, а везение. При всех своих мелких размерах и способности прятаться исчезло больше половины видов млекопитающих — они вымерли вместе с динозаврами.
Но будущее было за млекопитающими.
Самку эуоплоцефала не заботило, что её ноги подгибаются. Но под её животом внезапно появился влажный холод, а во рту, где её голова свисала в воду — песчаная солёность.
Она закрыла глаза. Тяжёлая броня сделала веки непрозрачными. Она глубоко заурчала — этот звук любой другой представитель её вида смог бы услышать на расстоянии в несколько километров, если бы оставался хоть кто-нибудь их них, кто мог услышать — и попробовала выплюнуть изо рта морскую воду. Она сжалась внутри своей костяной брони, словно черепаха внутри панциря. И вскоре настал момент, когда она уже не могла слышать шелеста дождя по песку и воде, а также потасовок мелких уродливых существ, которые окружили её.
До последнего своего часа она не знала мира — лишь огромные рептильные утраты. Но она почувствовала совсем небольшую боль, когда в дело вступили маленькие зубы.
Этот последний крупный динозавр был настоящим складом мяса и крови, которыми целую неделю кормилась сварливая орда животных.
К концу этого срока, когда кислотный дождь начал разъедать огромные погрызенные спинные пластины эуоплоцефала, очищенные добела, Пурга и Последняя столкнулись с другая группой приматов. Их было несколько, главным образом ровесников Последней или моложе её — так что они, вероятно, родились уже после удара и не знали в своей жизни ничего, кроме этого скудного мира. Они выглядели тощими и голодными. Стойкими. Двое из них были самцами.
Они странно пахли. Они не были даже дальними родственниками семье Пурги. Но они, несомненно, были пургаториусами. Самцы совершенно не заинтересовались Пургой; её слабый запах сказал им, что она была слишком старой, чтобы выносить ещё хоть один выводок.
Последняя бросила последний взгляд на свою мать. А затем она побежала к другим, где самцы, подрагивая вибриссами, начали фыркать и обнюхивать её окровавленными мордами.
После этого дня Пурга больше ни разу не видела своей дочери.
IV
Ещё через месяц Пурга, блуждая в одиночку, наткнулась на ковёр из папоротников.
Очарованная, Пурга захромала вперёд так быстро, как могла. Это была всего лишь скромная поросль, покрывающая землю, но листва была тусклого зелёного цвета. На нижней стороне она различила небольшие спорангии — бурые точки.
Зелень в мире сажи и серого пепла.
Папоротники были выносливыми чемпионами по выживанию. Их споры были достаточно жизнестойкими, чтобы противостоять пожару, и достаточно мелкими, чтобы разноситься на большие расстояния с помощью ветра. В некоторых случаях новый прирост появлялся непосредственно из выживших корневых систем — чёрных ползучих корней, которые были гораздо устойчивее к повреждениям, чем корни деревьев. В такие времена, как эти, по мере того, как медленно возвращался свет и стал возможным фотосинтез, у папоротников оказалось очень мало конкурентов. Среди грязного пепла и глины мир приобрёл облик, какого у него не было с девонского периода, примерно четыреста миллионов лет назад, когда самые первые наземные растения, а среди них и примитивные папоротники, основали свои первые колонии на суше.
Она полезла наверх. Самое высокое из этих распростёртых по земле растений приподняло её лишь на несколько сантиметров над землёй, но она с удовольствием карабкалась по листьям папоротника. Этого было достаточно, чтобы её захлестнул поток зачаточных воспоминаний о том, как она скакала по ветвям величественных, но исчезнувших лесов мелового периода.
Потом она стала рыть землю. Дождь всё ещё шёл, и земля была сырой, но, подкопавшись прямо под жёсткие корни папоротников, она сумела сделать достаточно хорошую нору. Она позволила себе успокоиться — впервые после удара кометы, и, возможно, впервые с тех пор, как её начал преследовать обезумевший троодон.
Жизни больше нечего было ждать от Пурги. Один из её детёнышей выжил и будет размножаться, и через эту самку великая река генов потечёт дальше, в будущее, которого не дано постичь. И была своего рода ирония в том, что в прежнем мире на данный момент она, несомненно, уже стала бы жертвой хищничества: великое опустошение мира спасло ей жизнь — несколько дополнительных месяцев, выигранных за счёт жизней бесчисленных миллиардов существ.
Удовлетворённая, насколько это было возможно, она приготовилась ко сну в коконе из земли, которая всё ещё пахла великим пожаром, поставившим точку в существовании мира.
Планету заселяли быстро плодящиеся и недолго живущие существа. Уже почти всё население Земли родилось в новую эру и знало лишь золу, темноту и падаль. Но, когда Пурга спала, её задние лапки дёргались, а передние лапки царапали землю вокруг неё. Пурге, одному из последних существ на планете, кто помнил динозавров, казалось, что ужасные ящеры по-прежнему ищут добычу, пусть даже в её снах.
Настало утро, когда она не проснулась, и маленькая норка стала её гробом.
Вскоре слой осадка, отлагающегося в океане, покрыл обширный кратер, оставшийся после столкновения. Огромная геологическая деформация в итоге скрылась под слоем известняка толщиной в тысячу метров.
