Станислав Лем - Солярис. Эдем
– Ну, как?… - спросил он.
Я пожал плечами.
– Эти рентгеновские проповеди о великолепии человека считаю шутовством. И ты тоже. Может быть, нет?
– Да?
– Да.
– Это очень хорошо, - сказал он и улыбнулся, как будто я исполнил его желание. - Значит, ты против всей этой истории?
Я не понимал еще, как это произошло, но в его взгляде прочитал, что он загнал меня туда, куда хотел. Я молчал. Что теперь было говорить?
– Отлично, - произнес он. - Потому что есть еще один проект. Перемонтировать аппаратуру Роше.
– Аннигилятор?
– Да. Сарториус уже сделал предварительные расчеты. Это реально. И даже не потребует большой мощности. Аппарат будет действовать неограниченное время, создавая антиполе.
– По… подожди! Как ты себе это представляешь?
– Очень просто. Это будет нейтринное антиполе. Обычная материя остается без изменений. Уничтожению, подвергаются только… нейтринные системы. Понимаешь?
Он удовлетворенно усмехнулся. Я сидел, приоткрыв рот. Постепенно он перестал усмехаться, испытующе посмотрел на меня, нахмурил лоб и, подождав немного, продолжал:
– Итак, первый проект «Мысль» отбрасываем. А? Второй? Сарториус уже сидит над этим. Назовем его «Свобода».
Я на мгновение закрыл глаза. Быстро соображал: Снаут не был физиком, Сарториус выключил или уничтожил визиофон. Очень хорошо.
– Я бы назвал его точнее - «Бойня»… - сказал я медленно.
– Сам был мясником. Может, нет? А теперь это будет что-то совершенно иное. Никаких «гостей», никаких существ - ничего. Уже в момент начала материализации начнется распад.
– Это недоразумение, - ответил я, с сомнением покачав головой, и усмехнулся. Я надеялся, что выгляжу достаточно естественно. - Это не моральная щепетильность, а инстинкт самосохранения. Я не хочу умирать, Снаут.
– Что?…
Он был удивлен и смотрел на меня подозрительно. Я вытянул из кармана лист с формулами.
– Я тоже думал об этом. Тебя это удивляет? Ведь это я первый выдвинул нейтринную гипотезу. Не правда ли? Смотри. Антиполе можно возбудить. Для обычной материи оно безопасно. Это верно. Но в момент дестабилизации, когда нейтринная структура распадается, высвобождается излишек энергии ее стабилизации. Принимая на один килограмм массы покоя десять в восьмой эрг, получаем для одного существа F пять - семь на десять в девятой. Знаешь, что это означает? Это эквивалентно заряду урана, который взорвется внутри Станции.
– Что ты говоришь? Но… ведь Сарториус должен был принять во внимание…
– Не обязательно, - ответил я со злой усмешкой. - Дело в том, что Сарториус принадлежит к школе Фрезера и Кайоли. По их мнению, вся энергия в момент распада освобождается в виде светового излучения. Это была бы попросту сильная вспышка. не совсем, возможно, безопасная, но не уничтожающая. Существуют, однако, другие гипотезы, другие теории нейтринного поля. По Кайе, по Авалову, по Сиону спектр излучения значительно шире, а максимум падает на жесткое гамма-излучение. Хорошо, что Сарториус верит своим учителям и их теории, но есть и другие. И знаешь, что я тебе скажу? - протянул я, видя, что мои слова произвели на него впечатление. - Нужно принять во внимание и океан. Если уж он сделал то, что сделал, то наверняка применил оптимальный метод. Другими словами: его действия кажутся мне аргументом в пользу той, другой школы - против Сарториуса.
– Покажи мне эту бумагу, Кельвин…
Я подал ему лист. Он наклонил голову, пытаясь прочесть мои каракули.
– Что это? - ткнул пальцем.
Я взял у него расчеты.
– Это? Тензор трансмутации поля.
– Дай мне все…
– Зачем тебе? - Я знал, что он ответит.
– Нужно сказать Сарториусу.
– Как хочешь, - ответил я равнодушно. - Можешь взять. Только, видишь ли, этого никто не исследовал экспериментально, такие структуры нам еще неизвестны. Он верит во Фрезера, я считал по Сиону. Он скажет, что я не физик и Сион тоже. По крайней мере в его понимании. Но это тема для дискуссии. Меня не устраивает дискуссия, в результате которой я могу испариться, к вящей славе Сарториуса. Тебя я могу убедить, его - нет. И пробовать не стану.
– И что же ты хочешь сделать?… Он работает над этим, - бесцветным голосом сказал Скаут. Он сгорбился, все его оживление прошло. Я не знал, верит ли он мне, но мне было уже все равно.
– То, что делает человек, которого хотят убить, - ответил я тихо.
– Попробую с ним связаться. Может, он думает о каких-нибудь мерах предосторожности, - буркнул Снаут и поднял на меня глаза. - Слушай, а если бы все-таки?… Тот, первый проект. А? Сарториус согласится. Наверняка. Это… во всяком случае… какой-то шанс.
– Ты в это веришь?
– Нет, - ответил он. - Но… чему это повредит?
Я не хотел соглашаться слишком быстро, мне ведь это и было нужно. Он становился моим союзником в игре на проволочку.
– Подумаю, - проговорил я.
– Ну, я пошел, - сказал Снаут, вставая. Когда он поднимался, у него затрещали все кости. - Хоть энцефалограмму-то дашь себе сделать? - спросил он, потирая пальцами фартук, будто пытаясь стереть с него невидимые пятна.
– Хорошо.
Не обращая внимания на Хари (она сидела с книгой на коленях и молча смотрела на эту сцену), он пошел к двери. Когда она закрылась за ним, я встал. Расправил лист, который держал в руке. Формулы были подлинные. Я не подделал их. Не знаю, правда, согласился ли бы Сион с тем, как я их развил. Пожалуй, нет. Я вздрогнул. Хари подошла сзади и прикоснулась к моей руке.
– Крис!
– Что, дорогая?
– Кто это был?
– Я говорил тебе. Доктор Снаут.
– Что это за человек?
– Я мало его знаю. Почему ты спрашиваешь?
– Он так на меня смотрел…
– Наверное, ты ему понравилась…
– Нет, - она покачала головой. - Это был не такой взгляд. Смотрел на меня так… как будто…
Она вздрогнула, подняла глаза и сразу же их опустила.
Жидкий кислород
Не знаю, как долго я лежал в темной комнате, неподвижный, уставившись в светящийся на запястье циферблат часов. Слушал собственное дыхание и чему-то удивлялся, оставаясь при этом совершенно равнодушным. Наверное, я просто страшно устал. Я повернулся на бок, кровать была странно широкой, мне чего-то недоставало. Я задержал дыхание и замер. Стало совершенно тихо. Не доносилось ни малейшего звука. Хари? Почему не слышно ее дыхания? Начал водить руками по постели: я был один.
«Хари!» - хотел я ее позвать, но услышал шаги. Шел кто-то большой и тяжелый, как…
– Гибарян? - сказал я спокойно.
– Да, это я. Не зажигай свет.
– Нет?
– Не нужно. Так будет лучше для нас обоих.
– Но тебя нет в живых?
– Это ничего. Ты ведь узнаешь мой голос?
