Юрий Петухов - Бойня
Щель оказалась лазом в пещеру средних размеров. Посреди пещеры, прямо из земли торчали две плотно подогнанные створки — точно такие же как у Эды Огрызины в подполе.
— Испробуем! — сказал Буба и встал на деревянные створки. — Ого! Глади-ка, закрыты они, что ли! — он подпрыгнул на створках. Но они и это выдержали.
— Тут с умом надо! — заявил Хреноредьев. — А у тебя, Буба, в сегодняшних потасовках, едрена кочерыга, все мозги повышибли! Ну-ка, еще подпрыгни!
Буба подпрыгнул. Створки не поддались.
— Не-е, тут техника, — важно провозгласил инвалид.
И дернул какую-то штуковину, торчащую возле створок.
В тот же миг Буба пропал из виду.
Створка захлопнулась.
— Ведь умеют же делать, вот черти! Вот мастерюги! — восхитился Хреноредьев.
Пак смотрел на него свирепо и непреклонно.
— Ты чегой-то, Хитрец?
— Куда дел Бубу?!
— Да он сам куды-то девался, — Хреноредьев развел руками.
— Сам! Остолоп ты! — Пак сильно разозлился.
Инвалид поступил очень просто. Он встал на створки. Сказал:
— Щя разыщем избранничка! — дернул за штуковинку. И пропал сам.
Паку не оставалось ничего иного, как повторить дерзкий эксперимент любителя технических хитростей сотоварища Хреноредьева…
Буба шлепнулся в бочонок с пойлом. Он еще на лету определил, что именно пойло, а не вода, жижа или нефть. О мазуте, бензине и прочих продуктах их производств не могло быть и речи, Буба различал их за версту. Но пойло он различал за пять верст.
Из бочонка выплеснулось изрядное количество драгоценной жидкости, И это растревожило Бубу. Он уже собрался было для успокоения нервной системы прильнуть к бочонку, испить живительной влаги, как на него сверху обрушился толстый и нескладный Хреноредьев.
Буба уткнулся лицом в пойло и начал захлебываться. И он бы захлебнулся, если бы новый удар не завалил и Бубу, и Хреноредьева, и бочонок на бок — это сверзился с небес Пак Хитрец.
— Однако! — возмущенно произнес Хреноредьев. И ткнул Пака кулаком в хобот. — Можно было и поаккуратнее, едрена!
Они выбрались из лужи.
Пак сразу же сообразил, что надо уволакивать — хоть силой уволакивать — спутников подальше от бочонка, иначе они в три минуты перепьются, и тогда всем им труба!
— А ну! — заорал он.
И дал такого пинка под зад Бубе, что тот отлетел на два метра.
— И ты чокнулся? — поинтересовался Хреноредьев.
— Живо отсюда!
Пак отвесил Хреноредьеву своей пудовой клешней оплеуху. У того сразу отшибло и вкус, и нюх. Бубу Пак гнал пинками до выхода из пещерки. При этом он не щадил стоявшей в ней в полном беспорядке всевозможнейшей посуды, переколотил дюжины две бутылок, банок, склянок. Хреноредьев выполз сам. Правда, он зацепился своими деревяшками за какой-то непонятный и сложный агрегат, стоявший у выхода. Но ярость Пака сделала его проворным, он сумел высвободиться. Выполз.
Теперь они все втроем стояли посреди огромнейшей пещеры, какой ни одному из них сроду не доводилось видывать. Неожиданное зрелище заставило их позабыть о выяснении отношений и прочих вещах. Они стояли, разинув рты и ждали.
А зрелище заключалось в том, что посреди гигантской пещеры, на деревянном грубо сколоченном столе, посреди груды бутылей и больших банок, сидел, скрестив под собой ноги, карлик с телом восьмилетнего ребенка. Но у карлика была такая огромная голова, что непонятно было — как она удерживается на хлипкой и тонкой шее.
Карлик через толстенькую металлическую трубочку высасывал содержимое большой, двухведерной банки, стоявшей на полу у стола. Банка пустела на глазах.
Но самое странное заключалось в том, что пока карлик не закончил своего дела, ни один из вошедших так и не сумел пошевельнуться. Хотя Буба предпринимал все возможное для этого, просто рвался из собственной кожи, Хреноредьев пытался уползти назад, а Пак хотел просто поднять руку и поприветствовать сидящего. Ни у одного из них ничегошекьки не вышло стояли статуями. Стояли и молчали.
Наконец карлик оторвался от трубки.
— Пожаловали! — сказал обиженным голосом. — А вас сюда звали, а?!
Пак вдруг почувствовал себя виноватым. И заплакал. Буба с Хреноредьевым тоже — вздохнули с прихлипом и зарыдали.
Одноглазый карлик сурово смотрел на них. И молчал.
— Мы сюда случайно попали, — начал оправдываться Пак, шли мимо… вот и зашли!
— И куда же это вы шли? — поинтересовался карлик.
— Куда глаза глядят, — признался Пак, — нам теперь повсюду хорошо, лишь бы не в поселке оставаться.
— А чего у вас там?
— Пожгли все! Постреляли многих!
Пак всхлипнул, утерся согнутой рукой.
— Папаньку в золу обратили! А он ведь работник был — хоть куда!
— Это точно, — подтвердил Буба с серьезным видом, — папаша Пуго у нас был передовиком!
— Трудяга! — выдохнул Хреноредьев.
— И за что же пожгли? — поинтересовался карлик.
— А кто их знает! — начал скрытничать Буба.
Но Пак раскрыл карты.
— Ихних укокошили! На пустыре! Это все чудовище виновато, а нас гробят, вот какие дела!
Карлик моргнул, огромный глаз на миг затуманился.
— Так вы думаете, это месть?
— А чего ж еще, едрена колотушка! — осмелел Хреноредьев. — Как есть месть, самая она!
— Ошибаетесь, дорогие посельчане, — произнес карлик грустно. — Это не месть. Мстить можно тем, кто осознанно что-то делает. А туристы вас за таковых не почитают.
— Как это? — удивился Буба.
— А вот так! Они давно уже собирались почистить Подкуполье, этакую дезинфекцию провести. Да все откладывали… А тут причина подходящая — дескать, создались условия, угрожающие жизни здоровых членов общества. Вот и почистили!
Хреноредьев обиделся.
— Дык что же это, — вопросил он плаксиво, — мы им завроде вредных насекомых, что ли?
Карлик терпеливо и детально все разъяснил. Он старался сглаживать особо острые углы. Но до посельчан доходило. Они стояли навытяжку перед головастым мудрецом, ели его глазами. И не то, чтобы он им открывал какие-то неведомые и совершенно неожиданные тайны, нет. Но у него получалось все так связно и складно, как никогда не складывалось у них в головах.
— А чего ж мы тогда работаем?! — вопросил Буба.
Карлик нахмурился, покачал головой.
— Вас, может, работа только и держит! Без нее все бы стали как Эдины выродки, ясно?
— Это как сказать! — не согласился Пак.
— Ты, бузотер, помалкивай! — осек его карлик. — Без твоих стараний, может, ничего бы и не было. Зачем к Чудовищу приставали, а?!
— Оно само! — огрызнулся Пак.
— Не ври.
