Роберт Сойер - Неандертальский параллакс
Понтер снова что-то сказал на своём языке, глухим голосом, словно сам себе, но имплант перевёл его слова.
— Мой народ больше нет.
— Да. Мне очень жаль, — сочувственно сказала Мэри.
С губ Понтера опять сорвались звуки его языка, и его компаньон произнёс:
— Я… нет больше. Я… все. — Он покачал головой и сказал что-то ещё. Компаньон переключился на женский голос, говоря от своего имени. — Не хватает слов перевести что Понтер говорит. — Вместо «и» в её речи по-прежнему звучало что-то среднее между «е» и «ы».
Мери печально кивнула.
— Вы ищете слово «одинок», — подсказала она.
* * *
Доосларм бадасларм Адекора Халда проводился в здании Серого Совета, на периферии Центра. Мужчины могли туда попасть, не углубляясь в женскую территорию; женщины технически находились там на своей земле. Адекор не мог сказать, как проведение предварительного слушание во время Последних Пяти влияет на его шансы, но поколение арбитра, женщины по имени Комел Сард, он на глаз определил как 142-е, так что менопаузу она уже наверняка давно миновала.
Слово имела Даклар Болбай, обвинитель Адекора. Вентиляторы гнали воздух от северной стены помещения к южной, у которой сидела арбитр Сард, следя за разворачивающимся перед ней действием с бесстрастным выражением на изрезанном морщинами лице. Вентиляторы служили двоякой цели: они несли к ней феромоны обвиняемого, которые иной раз говорили красноречивее слов, и не давали обвиняемому или обвинителю, расположившимся у северной стены, учуять её собственные феромоны и таком образом определить, какие аргументы производят на неё большее впечатление.
Адекор много раз виделся с Класт и поддерживал с ней хорошие отношения — в конце концов, это была партнёрша Понтера. Но в Болбай, партнёрше Класт, похоже, не было ни грамма её теплоты и доброго нрава.
Болбай была одета в тёмно-оранжевые штаны и тёмно-оранжевую блузку; оранжевый всегда был цветом обвинения. Адекор, в свою очередь, был одет в синее, цвет обвиняемого. Сотни зрителей, примерно поровну мужчин и женщин, собрались на другой половине помещения; доосларм бадасларм по делу об убийстве явно считался событием незаурядным. Жасмель Кет была здесь, и её сестра Мегамег Бек. Партнёрша Адекора Лурт присутствовала тоже; она крепко обняла его, как только пришла. Рядом с ней сидел сын Адекора Даб, того же возраста, как и малышка Мегамег.
И конечно же, присутствовали почти все салдакские эксгибиционисты; в данный момент нигде не происходило ничего интереснее этих слушаний. Несмотря на своё незавидное положение Адекор был обрадован, увидев Хавста во плоти — его трансляции он смотрел большую часть жизни. Он также узнал Луласма, любимца Понтера, и Гаулта, и Талока, и Репета, и пару других. Эксгибиционистов было легко заметить: они были обязаны носить серебристые одежды как знак общедоступности того, что транслирует их компаньон.
Адекор сидел на табурете; вокруг него было много свободного места, что позволяло Болбай во время своей речи ходить вокруг него кругами, что она и делала, демонстрируя явную склонность к театральным эффектам.
— Так скажите нам, учёный Халд, чем закончился ваш эксперимент? Удалось ли вам факторизовать ваше число?
Адекор покачал головой.
— Нет.
— То есть, подземное расположение не помогло, — сказала Болбай. — Чьей идеей было проводить эксперименты с факторизацией под землёй? — Её голос был низковат для женщины — глубокий и раскатистый.
— Понтер и я приняли это решение совместно.
— Да, да, но кто первым предложил эту идею? Вы или учёный Боддет?
— Я не уверен.
— Это были вы, не так ли?
Адекор пожал плечами.
— Это мог быть я.
Болбай встала перед ним; Адекор демонстративно не следил за ней взглядом во время её передвижений.
— А теперь, учёный Халд, расскажите нам, почему вы выбрали это место?
— Я не говорил, что выбрал его. Я сказал, что я мог это сделать.
— Хорошо. Тогда скажите, почему для вашей работы было выбрано именно это место.
Адекор нахмурился, прикидывая, насколько глубоко стоит вдаваться в детали.
— Землю, — сказал он, — непрерывно бомбардируют космические лучи.
— Что это такое?
— Ионизирующее излучение, приходящее из космического пространства. Поток фотонов, ядер гелия и других ядер. Когда они сталкиваются с ядрами атомов в нашей атмосфере, они порождают вторичное излучение — в основном, пионы, мюоны, электроны и дутар-лучи.
— Они опасны?
— Нет; во всяком случае, в количествах, производимых космическими лучами. Но они влияют на чувствительные инструменты, поэтому мы хотели поместить наше оборудование в место, экранированное от космических лучей. А Дебральская никелевая шахта расположена поблизости.
— Вы могли разместиться в каком-либо другом месте?
— Полагаю, могли. Но Дебральская шахта уникальна не только глубиной, хоть это и самая глубокая шахта в мире, но и чрезвычайно низкой собственной радиоактивностью окружающих горных пород. Уран и другие радиоактивные элементы, присутствующие в других шахтах, испускают заряженные частицы, которые могут повредить наши инструменты.
— Так что внизу вы были надёжно экранированы от всего?
— Да; от всего, кроме, я полагаю, нейтрино. — Адекор уловил изменение выражения лица арбитра. — Крошечных частиц, которые беспрепятственно пролетают сквозь твёрдые тела; против них не может быть защиты.
— Не были ли вы экранированы от кое-чего ещё в вашей шахте? — спросила Болбай.
— Я не понимаю вопроса, — сказал Адекор.
— Тысячи саженей скалы между вами и поверхностью. Никакое излучение не в силах до вас добраться — даже космические лучи не в силах пронзить эту толщу.
— Именно так.
— И никакое излучение снизу не способно достигнуть поверхности с того места, где вы работали, не так ли?
— К чему вы ведёте?
— Я веду к тому, — сказала Болбай, — что сигналы ваших компаньонов — вашего и учёного Боддета — не доходят до поверхности, когда вы в шахте.
— Да, это так, хотя я даже не думал об этом до вчерашнего дня, когда мне на этот факт указал принудитель.
— Даже не думали? — с подчёркнутым скептицизмом переспросила Болбай. — С момента вашего рождения у вас есть персональный куб памяти в павильоне архива алиби, прилегающем к зданию Совета, в котором мы находимся. Он записывает всё, что вы делаете, каждое мгновение вашей жизни, передаваемое вашим компаньоном. Каждое мгновение вашей жизни — кроме тех, что вы провели глубоко под поверхностью земли.
