Николай Науменко - Фантастика 2009: Выпуск 2. Змеи Хроноса
– Почему они умирают? – спросила она – это был главный вопрос, самый главный, мучивший её уже много лет, вопрос, который до этой минуты некому было задать. – Почему? Я… мы убиваем их?
– Никогда не смотрела на это так. Или ты считаешь, что старуха с косой – убийца?
– Что? Я не понимаю. О чём вы говорите?
И снова – тень неподвижной улыбки из-под чёрной сетки. Свет из зала бросал мутные блики на пепельно-розоватый атлас шляпки.
– Так ты не догадалась сама. Что ж. Тебя утешит тот факт, что не догадывается почти никто, и все обычно удивляются, когда я говорю…
– Говорите что?
– Что за работу мы выполняем.
Эми моргнула. Услышанное ею слово было, пожалуй, последним, что она ожидала услышать.
– Работу? Какую работу?
– А что, ты думала, возможность выполнить любое желание даётся тебе даром, просто так? Что твоя записная книжка появилась у тебя в сумочке по велению доброй феи? Что ты, ты сама, ты, Эми Завацки, ничем за это не платишь?
Её сердце гулко колотилось в груди, в горле, мешая дышать. Думала ли она так на самом деле? Да, да, пока те, кто уходил по её вине, были где-то далеко, и никто не винил её в их смерти.
– Те, кто умирал, – мягко сказала Адель, – они ведь все были тебе не близки, так? Никто из твоих друзей и родных, просто близких тебе не погиб. Разве не так?
Так, но… старый Стэнли… «Бездомный, портивший тебе вид из окна», – холодно напомнила Эмили Роуз в её голове. Велосипедист, посетитель в кафе, люди в машине, ехавшей мимо тебя – те, кого ты не видела никогда и даже не слышала их имён.
Да, но ведь у меня нет близких! Попросту нет. Мамы и Джейка нету давно, некому умирать, так что…
Твой отец. Ты ненавидишь его, но он твой отец, и его смерть стала бы для тебя ударом, окажись ты рядом. И Грейс – Грейс ведь была твоей подругой. Лиз Нелкинз была твоей подругой. Глен Шеппард – он тоже твой друг, и они живы, здоровы, они в безопасности, пока…
Нет. Нет. Это совпадение, всё это с самого начала было цепью безумных совпадений, только и всего.
– Вы хотите сказать, что я сама выбираю, кому умирать? – хрипло спросила Эми, и снисходительное выражение на лице Адель Симмонс стало почти материнским:
– Насколько это возможно, милая. Ты ведь не можешь предотвратить их гибель, даже если бы и хотела. Ты можешь, впрочем, не умерщвлять их так часто, но если не сделаешь ты, сделает кто-то другой. Просто их время пришло.
– Кто-то другой… это… кто-то из… вас?
– Из нас. Ты тоже в клубе, детка. Не бойся, платить членских взносов не надо. Ты даже можешь никогда ни с кем из нас не видеться, если захочешь. Я выполню свою миссию здесь, оставлю тебе свою визитку и уйду, и если не захочешь звонить – не звони. Но практика показывает, что время от времени всем нам надо выговориться и даже, может, немножко поплакать…
– Объясните мне, – взмолилась Эми и вдруг, неожиданно для самой себя, схватила сухие морщинистые руки мисс Симмонс. – Прошу, объясните, что происходит, что… кто я?
Адель Симмонс смотрела на неё с минуту, не отталкивая от себя. Потом мягко вытянула правую руку из судорожно стиснутых пальцев Эми и ласково накрыла ладонью её щеку.
– Ты – смерть, деточка.
Эми молча смотрела на неё. Адель вздохнула, слегка покачав головой.
– Ты ведь не могла об этом не думать, правда? Что было бы, если бы ты не загадала вон то или вот это желание. Умерли бы те люди или нет? Я тебе отвечаю: нет. Не в тот день и не так, не рядом с тобой. Представь, что не было бы никаких записных книжек. И люди не умирали бы, нигде, совсем. В мире уже тысячу лет назад стало бы слишком тесно, не находишь?
– Вы сумасшедшая, – сказала Эми, отступая от неё на шаг. – О боже, теперь я поняла, вы просто безумны, вы…
– Возможно. Но не больше, чем ты, дорогая. Эми, мы – санитары леса. Кто-то там, наверху, выбрал нас, чтобы мы делали эту работу – отправляли к нему других. Испокон веков такие, как мы, служат человечеству, выбирая момент, когда пора очистить место от одних и предоставить его другим. Это тяжёлая ноша, и там, наверху, это знают. Потому за эту работу и плата соответственная – самая лучшая, какую ты только могла просить. Научись с умом распоряжаться ею и будешь счастлива.
– А вы, – прошептала Эми Завацки, – вы счастливы?
Губы раздвинулись, показав ряд крепких, алебастрово-белых зубов.
– Вполне.
Эми отвернулась, шатко взявшись руками за перила. Всё это было… всё это было так… она не могла подобрать слова и не была уверена, что хотела бы подобрать.
Костлявая ладонь легла ей на спину и успокаивающе погладила между лопаток.
– Ничего. Вдохни поглубже, милая. Я понимаю, слишком много всего и сразу. Но если ты подумаешь хорошенько, то поймёшь, что сама это знала. И знала давно.
– Почему я? – не глядя на женщину, чьё холодное присутствие рядом обжигало ей кожу, спросила Эми. – Почему это выпало мне, почему я не могла отказаться?
– Ты могла. Ты согласилась, взяв записную книжку и начав её заполнять. В любой миг ты могла остановиться, но не сделала этого. Ты ведь давно с нами, верно?
– Десять лет, – прошептала Эми и закрыла глаза.
– Вот видишь. Там, наверху, редко ошибаются. Ты подходишь для этой работы.
– Сколько нас?
– Ты имеешь в виду, у скольких людей есть книжка? Я знаю человек сорок—пятьдесят в Нью-Йорке, ещё столько же в Лос-Анджелесе, Далласе и Чикаго. Но это, конечно, далеко не все. В Вашингтоне наших наверняка больше.
– В Вашингтоне?! – Эми круто обернулась. Неужели…
Мисс Симмонс ответила на её ужас новым взрывом небрежного смеха.
– А ты как думала, дорогая? Политики, да, и актёры, и знаменитые писатели, хотя больше всего дельцов вроде нас с тобой, и всем когда-то сказочно повезло. Все фантастически успешные люди в этом мире делятся на три группы: воры, трудоголики и те, у кого есть записная книжка. Все так или иначе ходят по головам, вопрос только в способе. И наша совесть чище, чем у кого бы то ни было, потому что мы выполняем работу, важную работу. Поэтому нас много, больше, чем ты можешь себе представить. В мире ежедневно умирают миллионы людей. Неужели ты думаешь, что с этим справилось бы полдюжины человек, не сойдя с ума?
– Но я сошла, – прошептала Эми. – Я сошла. И вы тоже.
– Может быть. Но согласись, куда в меньшей степени, чем могла бы, потому что мы разговариваем на крыше «Хилтона», а не в больничной палате, и ни на одной из нас нет смирительной рубашки.
Эми перебрала пальцами, стискивающими парапет. Смотрела какое-то время на огни далеко внизу, так далеко, что жизни всей не хватит, чтобы туда упасть.