Сергей Калашников - Маленький ныряльщик
Как "Чесма" отыщет дорогу? Ума не приложу. Тем не менее, Степан Осипович спокойно отвалил, и через считанные секунды его катер скрылся из виду. Корабль оставался в дрейфе где-то недалеко от входа в пролив и офицеры заметно нервничали. Моё место было у трёхдюймовки. По боевому расписанию я -- подносчик снарядов. С тех пор, как израсходована торпеда - ну, та, в Сулинской протоке - обязанность срочно покидать корабль при возникновении опасности огневого контакта легла на плечи старшины той самой "Чесмы" - единственной вооруженной минным оружием боевой единицы. Впрочем, сейчас она везёт последние две торпеды куда-то в южном направлении.
- Садись, Семёныч, в ногах правды нет -- Нилыч, заряжающий, приглашает меня в коридор входа в надстройку.
Кто-то приволок банкетку, сидя на которой мы поглядываем в открытую дверь, за которой одинокий наводчик в блестящем дождевике всматривается в непрозрачную мглу. Нигде не горит ни одного огонька, так что ничего не видно. Наощупь проверяю как стоят укладки для снарядов, похожие на инструментальные ящики мастеровых -- местная придумка.
В наше время это называлось "готовность номер один". Корабль способен начать стрельбу мгновенно. Сколько нам ждать в таком состоянии? До бухты "Золотой рог" примерно два часа хода. Это, если флот там. Ну, не все же ушли вверх по Сулинской протоке! Так что раньше, чем через четыре часа возвращения наших ждать бесполезно. Но, если не кривить душой, мы и сами залезли в распахнутую пасть, причём неглубоко. Как раз до того самого места, где расположены зубы -- береговые батареи. Если бы не дождь и не темнота, сейчас вокруг нас ложились бы снаряды.
Очередной раз подивился тому, насколько тонко чувствует ситуацию наш командир. Тем не менее, все напряженно всматриваются и вслушиваются через рупоры.
Наверное, прошло около часа и по цепочке расставленных вдоль корабля матросов прокатилось сообщение: "Был звук взрыва". Надо же, а до нас ничего не донеслось. Сидим, ждём. Слушаем.
Ещё полчаса тревожного ожидания, и снова сообщение о звуке взрыва на юге. Непонятно, как это возможно различить в шелесте дождя? Тем не менее, если сигнальщик сказал, значит слышал. Нилыч сменил у орудия продрогшего наводчика. Слабый звук выстрела докатился откуда-то, и через несколько секунд ударила пушка с носа.
- Холостым стреляли. Не иначе, дали сигнал, - Нилычу виднее, он снаружи.
Снова выстрел из темноты. "Великий князь Константин" зажигает огни и даёт ход. Ещё раз грохочет пушка, которой отвечает целый залп. Береговая батарея нас засекла. Куда упали снаряды, никто не понял, но доклады о всплесках с мостика были. Разумеется, мы уже на палубе и напряженно всматриваемся в дождливую мглу.
Оттуда доносится ещё один выстрел, заметно четче. Корпус корабля поворачивается вправо. Новый залп с берега и доклад о всплеске справа по носу. Наконец не доклад -- вопль:
- Лево два румба огонёк!
- Два румба влево! - тоже вопль, но это Зацаренный рулевому.
Плавный поворот, новый залп с берега и, чуть погодя, различаются два видимых всплеска. А вот и "Чесма" подходит к борту. Скорость, с которой её поднимают, вызывает восхищение. Ход корабля заметно возрастает, гаснут огни и снова всё погружается во мглу. Ещё десяток минут, и проходит распоряжение об отмене тревоги и зачехлении орудий, что мы и проделываем с великим удовольствием.
Заполночь, однако. Иду в кают-компанию выпить чаю и узнать новости. Вовремя. Тут все в сборе и началось самое интересное. Макаров отчитывается о проделанной работе.
- Дважды чуть не вылетели на берег -- видимость отвратительная. Хорошо, что Босфор - цель изрядного размера -- мимо не проехали. Какие-то огни на берегах замечали, но определиться по ним невозможно -- не привязываются они к ориентирам. Почти час почти на ощупь пробирались и я уж было отчаялся, как нас окликнули. Видно кто-то что-то заметил. Смотрим -- стоит у самого берега брандвахтенное судно. В него и всадили торпеду.
Тут поднялся тарарам, замелькали огни, началась стрельба. Я шарахнулся к другому берегу, а там снова под берегом силуэт, да ещё из пушки с него ударили. Туда вторая торпеда и ушла. А потом просто вернулись тем же путём, что и прибыли. С берега палили, но куда там попасть в такой пелене!?
Так что, Пётр Семёнович, можете насвинячиться, как планировали. В походе в вас, признаюсь, особой надобности более нет, а до Севастополя как раз проспитесь и уж там, будьте любезны, продолжать обучение офицеров и своего помощника ремеслу акванавта.
Ром я раньше не любил, но тут это оказался вполне приличный напиток, да и компания хорошая. Душевно посидели.
Глава 12. То, чего мне ужасно не хватало
- Сань! Отвёртку!
Молчание. Вернее, слышно, что снаружи кто-то разговаривает, но слов я разобрать не могу. Странно, вроде как, кроме нас с помощником тут никого быть не должно. Корабль у стенки, команда на берегу. Я залез в чрево ныряльщика демонтировать вентили и, если мне не подавать инструмент, ничего сделать не смогу. Итак насилу умостился да приспособился.
Наконец что-то ткнулось в протянутую к люку ладонь. Точно, отвёртка.
- Рукояткой подай, - ворчу.
Вот, повернул, как положено. Страгиваю винт на фланце, но гайка на другой стороне прокручивается, и удержать её пальцами не удаётся.
- Ключ давай.
- Нету здесь ключа - незнакомый голос, тоненький, как будто мальчишеский. Вот ёлки, опять пацаны мимо охраны просочились! Небось Клёмин как раз за одним из них гоняется, а другой тем временем сунул нос в самое секретное оружие настоящего времени.
- Около моей правой коленки лежит, смотри внимательней, - мне здесь неудобно, тесно и темно. Я только что всё нащупал и пока не свело плечо, очень тороплюсь.
- Это палочка с рожками так называется? Вот, - в мою протянутую руку ложится то, что надо, и теперь я очень занят.
Время о времени выдаю наружу открученные винты с гайками и велю складывать их в жестянку. Звяки доносятся отчётливо. Вот и последний.
- Тебя звать-то как, помощник?
- Николай.
- Видишь, труба шевелится?
- Вижу.
- Вытаскивай её, Николай, потихоньку.
Чувствую, что за другой конец ухватились, и подталкиваю фланец со своей стороны. Чуть вправо, вышла. Можно и мне вылезать. Это, кстати, серьёзное испытание, упираясь пятками в палубу позади рубки, я прогибаюсь, поднимая зад, и отталкиваюсь локтями от днища. Наконец, вслед за телом, голова добирается до грозди приборов, укреплённых под передней кромкой люка и, не оцарапав ни щеки, ни лба, минует последнее препятствие.
Интересное впечатление. Словно я вылезаю из разреза, сделанного для операции, потому что в позе хирургов и их ассистентов на меня смотрят лица склонившихся над "Ныряльщиком" людей. Разгильдяй Клёмин стоит чуть в стороне в позе обелиска и сохраняет неподвижность монумента. Дюжий молодец подаёт мне руку и помогает перейти в вертикальное положение. Так действительно лучше видно.
