Василий Головачев - Век воли не видать
А пока Прохор и его проводник молча всматривались в мир через глаза «местного» Прохора, поражаясь необычным формам архитектуры и природного рельефа.
«Местный» Прохор плыл по реке на ажурной лодочке стреловидной формы, развалясь на мягком удобном сиденье. По бокам лодочки крутились два ажурных, почти невидимых колеса, превращая её в «колёсный пароход». А напротив, в клетке, на специальной подставке, сидел странный зверь, похожий на рака и ящерицу одновременно. У него были глаза на усиках и… практически человеческие руки с тонкими пальчиками, в которых он держал длинную сигарету. Он курил и разговаривал с Прохором, который время от времени поглядывал то на левый, то на правый берег реки.
Слева, за низиной, поросшей ковром густой зелёной травы, начинались горы, но таких странных – готических, стреловидно-зубчатых очертаний, что от них невозможно было отвести взгляд.
Справа берег реки был одет в каменный парапет, за которым начинался город. Формы и размеры зданий были разными, но всех их объединял один принцип: квадратные основания и звёздчатые – семилучевые вершины. Из-за этого город буквально парил в воздухе, устремляясь в густо-синее небо, по которому плыли огромные массивы пенисто-белых облаков.
Зверь в клетке затянулся, выпустил струю сизого дыма, протянул сигарету сквозь прутья клетки Прохору.
– Покури.
– Я те покурю, – беззлобно пригрозил Прохор. – Кончай баловаться, пора делом заниматься.
– Дай хоть докурить.
– Ты и так уже стеклянный.
Зверь ещё раз затянулся, бросил окурок в воду.
– Ладно, рабовладелец, выпускай.
Прохор лениво шевельнул рукой, в клетке образовалась дверца, и зверь сиганул через неё в воду, потянув за собой тонкую серебристую цепочку.
Прохор-44 всё-таки не сдержал эмоций, сражённый увиденным, и его «местный родич» это почувствовал, с удивлением оглянулся.
Данимир не стал дожидаться, чем это закончится. Выдернул общую энергоинформационную «пулю» из псисферы «местного» Прохора, заставил спутника всплыть «к небу», пока оба не вынырнули в теле сорок четвёртого Прохора, за которым бдительно следили Даныбай и Павлина.
– Уфф! – выдохнул Прохор, будто выныривал из-под воды; его замутило. – Где мы были?
«В гостях у семьсот семьдесят седьмого», – ответил Данимир, организм которого тоже отреагировал на быстрый подъём спазмом желудка.
– Что он делал?
«Не знаю, похоже, собирался ловить рыбу. Или какую-то иную речную живность».
– С помощью ящера?
«Наверно, у них такие ловчие звери. Отдыхай, я сбегаю домой, вернусь часа через два».
– Подожди… – Прохор заметил круглые глаза жены, не понимавшей, с кем он разговаривает, перешёл на мыслеобмен: «Почему мы не смогли попасть к девятьсот девяносто девятому?»
«Сам хочу разобраться. Или он поставил блок, чтобы к нему никто не мог прорваться, или…»
«Что?»
«Его снова захватили в плен подручные Владык. Но я склоняюсь к первому варианту: Прохориил закрылся. Он очень мощный пси-оператор. Будем думать, как к нему подступиться».
Холодная струйка освободила голову от неловкости: Данимир перетёк в голову «родича».
У Даныбая прыгнули вверх брови, он прислушался к себе, кивнул.
– Без проблем.
И Саблин-11 окончательно покинул родной мир Прохора-44.
* * *Попытка формотранса не удалась.
Поскольку Данимир Саблин не вернулся ни через два часа, ни к вечеру, Прохор решил было испробовать свои силы в «формоколдовстве», а когда пластиковая чашка на столе не дрогнула, он осмелился «погулять по Безднам» без проводника.
Павлина попробовала его отговорить:
– Дорогой, ты же ещё не имеешь опыта. Вдруг не сможешь вернуться?
– Чепуха, вернусь! – воинственно возразил он. – В этих погружениях нет ничего сверхсложного. А Саблины, между прочим, говорили, что у меня сильная энергетика.
– Вообще-то я тоже подстраховался бы, – поддержал Павлину Даныбай. – Ты не знаешь всех нюансов числонавтики.
– Нет никаких нюансов. Сам бы попробовал.
– Я пытался, не получается пока, – признался снайпер. – Но я буду тренироваться.
– В общем, я вас понял, не переживайте, ждите, я глубоко нырять не буду и скоро вернусь.
Прохор, поиграв эргионом, сосредоточился на вхождении в энергоинформационный поток, ещё не до конца прочувствовав осязаемость этого термина.
Эргион мурлыкнул теплом.
Личность Прохора, имеющая множество названий: мыслеволя, психосоматическая система, эго, собственное «я», индивидуальная пси-структура, «душа», наконец, – отделилась от материального субстрата – мозга и легко перешла границу-мембрану соседнего Ф-превалитета – сорок пятого.
В голове Прохора-45 плавали слоистые дымы и облачка искр. По мнению Данимира Саблина, сорок пятый Прохор находился в коме, и с ним можно было согласиться: подсознание больного и порождало только эти дымы и непонятные мыслеформы – облачка искр.
Прохор-46 сидел на каменной скамье и жевал, держа в руках бутерброд с листьями капусты – на первый взгляд. По вкусу «капуста» напоминала сыр.
Понаблюдав за ним и всё больше осваиваясь со своим положением числопутешественника, Прохор упал в «колодец тьмы», соединявший числомиры, и, отсчитав более сотни «рассветов», вышел в голове Прохора-177.
«Родич»… бросал в костёр картины!
Костёр был разведен в яме на берегу озера, вокруг этого места рос кустарник, усыпанный чёрными ягодами, из зарослей торчал задок автомобиля, из которого Прохор доставал одну за другой картины, рассматривал и клал на полыхавшую, испускавшую зелёные и синие дымы кучу.
Одну из картин, написанных в странной гротесковой манере, в чёрно-белом исполнении, с добавлением тонких линий серебра и золота, Прохор запомнил.
На краю песчаной пустыни, уходящей барханной рябью к горизонту, стояла цепочка людей с поднятыми вверх руками. Фигуры людей отбрасывали длинные чёрные тени, хотя источника света видно не было. Над пустыней висел ажурный шар, белый вверху, чёрный внизу, к которому и протягивали руки стоящие. Потёки белого спускались сверху на чёрную нижнюю полусферу, образуя необычный рисунок.
Слева к горизонту уходил исполинский арочный мост, красивый, ажурный и при этом плотный и массивный.
Над мостом вздымалась к тёмному небу гигантская волна тумана, или скорее туча, испещрённая чёрными вихрями и проблесками молний.
Шар отбрасывал на песок ажурную тень, которая казалась устьем призрачного колодца, уходящего в чёрную непросматривающуюся пропасть.
Много позже Прохор, после всех своих приключений, вспоминая картину, понял, что художник, его далёкий «трансперсональный родич», изобразил меркабу – такой, какой она ему привиделась. Возможно даже, что он неосознанно путешествовал по Числовселенной и где-то видел этот геометрический шедевр, называемый «родичами» Даныбая формотроном, инфобиотоном и меркабой.