Эуджен Чировици - Книга зеркал
– И вы не знаете, кто вас спугнул своим приходом к профессору?
– Понятия не имею. Я сразу сбежал – кто ж знал, что к нему среди ночи кто-то заявится. И вообще, я его только избить хотел. В то время у озера наркоманы часто шныряли, на них удобно было все свалить: забрались в дом, избили, ограбили… А он, оказывается, умер – а это совсем другое дело.
– А ночной гость один был или еще с кем-то?
– Не знаю… – Спэл помотал головой. – Все, что знал, рассказал.
– Видер умер не сразу, а через несколько часов, – объяснил я. – Тот, кто к нему приходил около полуночи, отчего-то не вызвал «скорую». Вы уверены, что не ослышались? В ту ночь был сильный ветер, может, от порыва дверь дрогнула?
– Нет, я хорошо слышал – кто-то отпер дверь и вошел в дом.
– И не бросился на помощь умирающему?
Спэл, наморщив лоб, уставился на меня с видом недоумевающего шимпанзе:
– Так ведь я не знал, что он не сразу умер.
– Верно, не сразу. Ночной гость мог вызвать «скорую», профессора бы спасли. «Скорая» приехала только утром, когда уже поздно было: Видер среди ночи умер.
– А, вот зачем тебе знать, кто еще к нему приходил!
– Видер не звал на помощь? Не спрашивал, кто вы или еще что-нибудь? Может быть, он кого-то по имени звал?
– Нет, на помощь он не звал. Может, прохрипел что-то, не помню. Сначала он защищался, а потом упал и голову руками прикрыл. А на помощь не звал, я точно помню. Да его бы и не услышал никто.
В дверях появились охранники, дали знак, что время разговора истекло. Я едва не произнес «До свидания», но вовремя сообразил, что через пять недель Спэла казнят, и вместо этого еще раз поблагодарил его за встречу. Мы встали. Спэл неловко протянул мне руку, словно для пожатия, потом резко отвернулся и вышел хромающей, скованной походкой.
Оставшись в одиночестве, я вытащил блок сигарет из сумки – не забыть бы передать охранникам у выхода.
Кто же явился к профессору в полночь? Кто обнаружил его умирающим, но не вызвал «скорую»? Ночной гость не стучал в дверь, а открыл ее своим ключом, если верить Спэлу. Конечно, за давностью лет подробности могли забыться, но рассказ Фрэнка Спэла противоречил тому, что говорил Дерек Симмонс как во время первоначального расследования, так и совсем недавно, Джону Келлеру.
Отчет с кратким изложением итогов журналистского расследования Келлер отправил мне в копии. По его мнению, Лора Бейнс присутствовала в доме во время убийства и похитила рукопись Видера, подготовленную к отправке в издательство. Келлер предположил, что Лора и Ричард были соучастниками преступления, поскольку в одиночку Лора с профессором не справилась бы. Скорее всего, полагал Келлер, Ричард Флинн стал исполнителем убийства, задуманного и воплощенного в жизнь Лорой Бейнс.
Однако же если верить Спэлу, то соучастник Лоре Бейнс не понадобился. Она приехала к профессору уже после нападения Спэла, обнаружила Видера на полу и вполне могла похитить рукопись, закрыть окно, запереть дверь на замок и удалиться. По словам Дерека Симмонса, утром все окна были закрыты, а дверь заперта. Судя по всему, у неизвестного, покинувшего дом последним, были свои ключи, потому что ключи профессора лежали на тумбочке у телефона в прихожей.
Внезапно я вспомнил важную подробность, упомянутую в акте патологоанатомической экспертизы: для профессора стал смертельным один-единственный удар, возможно последний, – в левый висок, нанесенный, когда Видер уже лежал на полу, скорее всего без сознания. Спэл утверждал, что обернул бейсбольную биту полотенцем, чтобы смягчить удары. Вряд ли бита, обернутая полотенцем, искалечила бы профессора до смерти. А что, если последний удар, ставший причиной смерти Видера, нанес совершенно другой человек?
Немного погодя вернулся Мэтт. Я оставил сигареты для Фрэнка Спэла охраннику у входа, и мы направились на стоянку. Над прерией раскинулось безоблачное небо. Высоко в синеве парил ястреб, оглашая безбрежный простор пронзительными криками.
– Что с тобой? – спросил Мэтт. – Ты побледнел как полотно.
– Все в порядке, – ответил я. – Тюремного воздуха надышался. Тут поблизости приличные рестораны есть?
– Милях в трех отсюда, на Пятьдесят пятой трассе, есть кафе «У Билла». Можно заехать.
– Конечно. Я же обещал тебя обедом накормить. До самолета еще четыре часа.
Три мили мы проехали в молчании. Я напряженно обдумывал рассказ Спэла.
Самым странным было то, что признание Фрэнка Спэла не совпадало с утверждениями Дерека Симмонса, который тоже упоминал, будто прятался в саду. Если верить им обоим, то вряд ли они друг друга не заметили. Хоть сад и был большим, но единственным местом, где можно было надежно укрыться и видеть, что происходит в гостиной, была сосновая роща и кусты магнолий слева, напротив озера.
– Ты все про признание этого типа размышляешь? – спросил Мэтт, въезжая на парковку у кафе.
Я кивнул.
– Ох, он наверняка все выдумал, чтобы лишнюю пачку сигарет заработать. А может, надеется, что если дело Видера на доследование отправят, то казнь отложат. Вдобавок за убийство, совершенное в Нью-Джерси, судить его должны в Нью-Джерси, а это дело долгое, затратное, налогоплательщикам придется раскошеливаться. Ну, его адвокат один раз уже пытался новое разбирательство начать, ничего у него не вышло. Как по мне, так оно и к лучшему.
– А если он не врет?
Мы вышли из машины. Мэтт пригладил седые волосы и снова надвинул шляпу на лоб.
– Я вот все думаю про писателя из Калифорнии, ну, того, что книгу об убийцах пишет. Я всю жизнь среди уголовников провел – сначала в тюрьму их сажал, теперь вот охраняю. Все они одинаковые, такими уж уродились: у кого талант к рисованию или к баскетболу, у кого – к преступлениям. И у каждого жалостливая история найдется, только плевать я хотел на их страдания.
Мы вошли в кафе, заказали еду и за обедом Спэла больше не упоминали, говорили о всяких пустяках. Наконец Мэтт спросил:
– Слушай, а с чего ты за все это взялся? Тебе больше делать нечего?
Я решил во всем ему признаться – лгать мне не хотелось, да и жалеть меня Мэтт не станет.
– Полгода назад я заметил, что память у меня уже не та, что раньше, особенно на имена и названия улиц. Я стал тренировать память – ну, кто в каком фильме снимался, кто какие песни исполнял, с каким счетом бейсбольный матч закончился, – но особо не помогало, тогда я обратился к врачу. Он меня расспросил, заставил анкеты всякие заполнить и через две недели сообщил мне диагноз…
– Ох, только не говори, что…
– Хорошо, не скажу.
Мэтт укоризненно посмотрел на меня, и я кивнул:
– Да, Альцгеймер в ранней стадии. Нет, в туалет сходить я пока не забываю; чтó вчера на ужин ел, тоже помню. Но врач посоветовал стимулировать мыслительную деятельность, кое-какую литературу почитать, фильмы посмотреть. А тут еще этот журналист, который взялся расследовать убийство Видера… Он попросил документы из архива, прислал мне свои изыскания, вот я и решил, что для стимуляции мышления такое расследование гораздо лучше, чем запоминать всякие бесполезные факты. Вдобавок я всегда считал, что дело это провалил из-за пьянства… В общем, потом я тебе позвонил, и вот, приехал.
– Если честно, не знаю, стоило ли ворошить прошлое, – вздохнул Мэтт. – Я тебе про Спэла между прочим сказал, смеха ради. Вот уж не думал, что ты из-за него приедешь. А еще и болезнь эта…
– Знаешь, для меня это очень важно. Я обязан выяснить, что же все-таки тогда произошло и как я убийцу упустил. Через год-другой, в лучшем случае через три, я про Видера напрочь забуду и о том, что копом был, тоже не вспомню. Потому и хочу сейчас все разгрести, – в конце концов, это ведь по моей вине дело нераскрытым осталось.
– Напрасно ты себя этим грузишь… – Мэтт подозвал официантку и попросил кофе. – Мало ли что в жизни бывает – есть белые полосы, а есть и черные. Ты всегда честно служил. Мы тебя все уважали. Ну, знали, что ты выпить не дурак, но надо же как-то стресс снимать, ведь копы каждый день с дерьмом сталкиваются… Так что не вороши прошлое, лучше о себе подумай. – Помолчав, он спросил: – А тебе курс лечения прописали? Таблетки там или еще что…
– Таблетки я пью и всем советам врачей следую, но надеяться особо не на что. Я в интернете про болезнь Альцгеймера почитал, она неизлечима. Так что это вопрос времени. Осталось только договориться, чтобы взяли в дом престарелых, когда совсем худо станет.
– Может, все-таки переночуешь у нас? Мы б с тобой поговорили…
– Нет, спасибо. Билет менять слишком дорого. Я лучше потом еще раз приеду – делать-то мне все равно нечего.
– Конечно приезжай. Мы тебе всегда рады. Только в тюрьму больше ни ногой.
– Договорились.
Мэтт отвез меня в аэропорт. У меня возникло странное ощущение, что видимся мы в последний раз, и я долго смотрел ему вслед – Мэтт рассекал толпу, как океанский лайнер волны.
Три часа спустя я приземлился в Ньюарке, взял такси и поехал домой. Таксист поставил диск со старыми вещами Creedence Clearwater Revival, и на меня нахлынули воспоминания о первых днях знакомства с Дианой. Мы встретились на пикнике, я потерял ее номер телефона, потом столкнулся с ней в кинотеатре… а первую нашу ночь мы провели в каком-то мотеле на побережье Нью-Джерси. Как ни странно, воспоминания эти были четче и ярче, чем впечатления, оставшиеся после визита в тюрьму Потоси.
