Кир Булычев - Последняя война (сборник)
Штурмана отвели в кибитку, где на возвышении, покрытом шкурами, сидел маленький лысый человек с упрямым подбородком и узкими сжатыми губами, над которыми нависал тонкий нос. Штурман пытался показать знаками, что хочет осмотреть становище. Маленький человек ел мясо, захватывая его с подноса длинными кривыми пальцами. Кости он кидал в угол. Там сидела старая женщина, которая хватала их на лету и ела. Штурман не знал, что это мать Октина Хаша, которую тот кормил из милости.
Наконец маленький вождь поднялся и повел штурмана по становищу. Их сопровождала большая толпа дикарей. Штурман был очень упорным человеком. Он заглядывал во все кибитки, в том числе и в те, где жили рабы. Он видел спящих землян, но ни он, ни люди с «Граната» не отличили их от сотен других рабов. Убедившись, что в лагере нет пленников и ничто не связывает становище с гибелью станции, штурман доложил на «Гранат», что возвращается.
* * *Страшно болела голова. Эта боль и разбудила Андрея. Еще не очнувшись толком, он попытался сжать себе виски и тут понял, что его голова изменилась. На ощупь она была иной. Андрей решил было, что ему снится настойчивый кошмар. В кибитке было полутемно, мутило от тяжелого запаха жилья и плохо выделанных шкур. Рядом кто-то застонал. Андрей приподнял голову — человек, который лежал там, был очень похож на кого-то. Он был грязен, голова уродски острижена, руки татуированы. Человек открыл глаза, и Андрей понял, что это Жан.
Акселя они отыскали в другой стороне кибитки. Он еще спал.
— Зачем им это нужно? — спросил Андрей.
— Они считают нас рабами, — сказал Жан, — и хотят, чтобы мы выглядели как рабы. В мире должен царить порядок…
— Выглядели как рабы… — повторил Андрей. — А может, они умнее? Может, они боялись, что нас будут искать?
— Не переоценивай их способности, — возразил Жан. — Я тут уже скоро полгода и убежден, что подобные мысли им в голову не могут прийти. Иной уровень развития. Будь они смышленее, они бы никогда на нас не напали. Это же безумие?
— Безумие!
Завозился, просыпаясь, Аксель. Андрей сказал ему:
— Нас превратили в рабов. Даже головы побрили. Так что не удивляйтесь.
— Что за черт! — Аксель ощупывал голову. — Зачем им это нужно?
— С первобытных времен мозг человека не изменился, — сказал Андрей. — Разница лишь в характере внешней информации. Октин Хаш знает, как называются травы, умеет ездить на стегозавре и метать дротик. Мы знаем, как работать с дисплеем и включать свет.
— Он не глупее, — возразил Жан. — Он иначе устроен. Он не в состоянии предвидеть последствия своих поступков.
— Интересно, кто же тогда нас одурачил?
— Чего мы сидим? — Аксель подошел к двери кибитки и осторожно отодвинул полог.
Сквозь дверь пробивался сумеречный свет. Сколько же они проспали? Почти сутки?
— С ума сойти, — сказал Жан, словно угадал мысли Андрея.
— Уже вечер. Они нас опоили. Надо бежать.
— Куда? — спросил Андрей.
— В степь, к станции.
— Чтобы нас через десять минут догнали?
— Насколько я знаю эту местность, — сказал Жан, — здесь вокруг степь на много километров. В ней полно всяких тварей.
— Так что же, будем сидеть и ждать, пока нас поджарят?
— Я бы предпочел не спешить, — сказал Андрей. — Вернее всего, пока мы спали, здесь побывал катер.
— Так что же они нас не нашли? — обиженно спросил Аксель.
— Я бы сам не отличил вас от рабов.
— Это только предположение, — сказал Жан.
— Надо бежать, — повторил Аксель. — Дождемся ночи и уйдем.
Пришли два воина, принесли котел с вонючей теплой похлебкой. Они поставили котел у входа.
Ели Жан и Андрей. Ели с отвращением, и со стороны их попытки выловить из супа что-либо съедобное выглядели курьезно. Воины покатывались со смеху. Аксель категорически отказался есть.
— Быть гордым почетно, — сказал Андрей, — но полезнее остаться живым.
— Ценой унижения?
— У меня была тетя, — сказал вдруг Жан. Он отыскал деревянную плошку, вытер ее рукавом и зачерпнул жижи из котла. — Она очень смешно воевала с моей дочерью. На равных. Дочери было пять, а тетке пятьдесят шесть. Понимаешь, они ссорились на равных.
— Я тебя не понял.
— Ты меня не хочешь понять, иначе вся твоя гордость полетит к чертовой бабушке.
Аксель отвернулся к стене.
— Если вы не хотите, я убегу один, — сказал он после паузы.
— Знаете, кого вы мне напоминаете? — спросил Андрей. И сам ответил: — Отважного разведчика из старинного романа приключений. Он попадает в плен к врагам и гордо отказывается от угощений и попыток его подкупить.
— Я согласен с таким сравнением, — сказал Аксель.
— А они нам не враги, — сказал Андрей.
— Брюс, — произнес Аксель печально и горько, — вы здесь чужой. Для вас Конрад, Теймур, Медея, Ингрид — лишь имена. Для меня они родные люди. А эти подонки их убили.
— Мы с ними существуем в разных мирах, которые не соприкасаются. А вы стараетесь навязать им свою собственную психологию.
Квалифицированный генетик, надежда факультета вдруг оказался рабом какого-то дикого племени — эта перемена в статусе оказалась для Акселя невыносимой, и Андрей Брюс понимал, что за парнем надо присматривать — он может наломать дров.
— Черт знает что! — Аксель метался по кибитке, заложив руки за спину. — Мне бы бластер. Я бы уничтожил этого Октина Хаша. Если его не остановить, он убьет еще тысячи людей.
— Не родился бы он, родился бы другой, — сказал Жан. — Без этого истории не обойтись. Со временем и здесь додумаются до гуманизма.
— Мы, как старшие братья, обязаны вмешаться.
— И наказывать, если они будут себя неправильно вести?
— Наказывать и поощрять.
— Ты, как выяснилось, гуманный дрессировщик, — заметил Андрей, вытягиваясь на жестких шкурах. Укусила блоха.
— Это старый спор, — сказал Жан. Он сидел на земле и чесался. Видно, тоже одолели блохи. — В Центре уже давно доказали, что естественное развитие цивилизаций благотворнее, так как не создает дуализма в сознании, не готовом к восприятию идеалов.
— Чепуха. Если отнять у них детей и вырастить в нормальных условиях, они будут такими же, как наши дети. Сами же говорите, что мозг человека не изменился, — возразил Аксель.
— Значит, гуманная дрессировка с питомниками для детей. А стоит ли возиться? Может, взрослых ликвидировать?
— Зачем шутишь? Разве время шутить?
— Всегда время шутить, — сказал Андрей.
Он поднялся — заели блохи.
За стенкой кибитки послышались крики, свист, хохот — происходило что-то очень интересное.
