Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция (СИ) - Стивенсон Нил Таун

Судя по лицу Равенскара, слова Элизы его не убедили.

— После нашего с вами эпистолярного флирта, доставившего мне столько приятных минут, — сказала Элиза, — я бы не хотела обнаружить, что вы страдаете ранним семяизвержением.

— Мадам! Я не знаю, как выражаются дамы во Франции, но в Англии…

— Полноте. Это фигура речи, ничего более.

— И не слишком точная, ибо я рискую куда большим, чем вам думается…

— Я знаю, чем вы рискуете.

Элизу отвлёк шум за дверцей кареты. Из Дома Хакльгебера выбежал человек, одетый по-дорожному, и замахал извозчику. Их вокруг было в избытке — судя по всему, уже прошёл слух, что здесь с неба сыплются монеты. Через некоторое время человек в дорожном платье отъехал.

— Это один из тех немцев, чьи крики доносились из дома? — спросил Равенскар.

Элиза посмотрела ему в глаза.

— Вы слышали их здесь?

— Мадам, я услышал бы их в Уэльсе. Из-за чего они так?

Элиза поманила кого-то пальцем, потом закивала, словно говоря: «Да, да, я тебе». В окошке появилось лицо извозчика — шляпу он держал в руках.

— Езжай за тем немцем, пока он не взойдёт на борт судна. Смотри за судном, пока оно не исчезнет из виду. Потом отправляйся в… как зовётся ваш разбойничий вертеп, милорд?

— «Голова клячи».

— Отправляйся в «Голову клячи» и передай для маркиза, что его корабль прибыл. Там кто-нибудь будет ждать — он добавит тебе ещё. — Элиза, не глядя, вытащила из сундука горсть монет и бросила извозчику в шляпу.

— Всенепременно, миледи!

— Вероятно, это будет грейвсендский паром, но, может быть, тебе придётся доехать до Ипсвича или дальше, — добавила Элиза, отчасти чтобы объяснить свою щедрость — по тому, как поперхнулся Равенскар, она поняла, что переплатила.

Извозчик умчался, будто им выстрелили из мортиры. Элиза обернулась к Равенскару.

— Вы спросили, из-за чего немцы подняли крик?

— Да. Я боялся, что вынужден буду отправиться в дом и кого-нибудь там проткнуть.

Он похлопал по ножнам шпаги.

— Все они задавали дерзкие вопросы, что я намерена делать с серебром.

— А вы ответили…

— Я с видом равнодушного высокомерия притворилась, будто не понимаю никаких языков, кроме того, на котором говорят в Версале.

— Ясно. Так они поверили, что вторжение началось!

— Я не могла читать их мысли, милорд, а если б и могла, то не захотела бы.

— И они отрядили гонца на Континент. Вы упомянули Ипсвич — то есть он направляется в Голландию. И зачем?

Элиза пожала плечами.

— За остальными, полагаю.

— За остальными немцами?!

— За остальными четырьмя пятыми причитающейся мне суммы.

Всякий, стоящий снаружи, заметил бы, что карета качнулась. Всё тело маркиза Равенскара свела нервная судорога. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы обрести дар речи, и заговорил он из распростёрто-полулежачего положения.

— И что, прах меня побери, вы будете делать с таким количеством серебра?

— Скорее всего, обменяю его на переводные векселя, которые можно отвезти во Францию.

— Откуда деньги изначально и посылали. Зачем столько хлопот?

— Теперь вы задаёте дерзкие вопросы, — сказала Элиза. — Вас должно заботить одно: Хакльгеберы убеждены, что высадка началась. Сейчас они, вероятно, пытаются купить серебро в Лондоне. В итоге все будут думать, что вторжение началось, пока не придёт прямое опровержение. Ваше серебро только начало расти в цене.

— На самом деле меня заботит ещё одно обстоятельство, — заметил Равенскар. — Мы сидим посреди улицы с несметным количеством серебра. Нельзя ли отвезти его куда-нибудь под защиту стен, замков и пушек?

— В любое место, которые вы сочтёте надёжным, сударь.

— В Тауэр! — приказал Равенскар, и карета тронулась, позвякивая серебром.

— Прекрасно, — сказала Элиза. — Полагаю, стен и пушек там предостаточно, а я смогу навестить заодно милорда Мальборо.

— Рад служить, мадам.

Грешем-колледж

10 (20) июня 1692

— Моя радость от встречи с мсье Фатио уступает лишь изумлению при виде его прославленного спутника! — всё, что Элиза смогла выговорить, когда Фатио появился с человеком, в котором она по длинным седым волосам узнала Исаака Ньютона.

Встреча вышла очень неловкой даже по меркам учёного мира. Элиза была в Лондоне уже две недели. Первые дни ушли на покупку платьев, поиски жилья, сон и тошноту — она, очевидно, была беременна. Затем Элиза разослала записки немногочисленным лондонским знакомым. Почти все ответили в тот же день. Письмо от Фатио принесли только сегодня — просунули под дверь, пока она стояла на коленях перед ночной посудиной. Учитывая, сколько времени прошло, естественно было ожидать, что послание будет безупречным, составленным после множества черновых вариантов, — но нет, в короткой записке на вырванном из тетради листке Фатио звал Элизу немедленно приехать в Грешем-колледж. Так она и поступила, отложив все дела, а в итоге прождала в библиотеке час. Наконец Фатио явился, взмыленный, раскрасневшейся, словно прискакал на поле боя. И приволок с собой седовласого джентльмена.

Некоторое время он стоял между ними, потом вспомнил свои манеры, поклонился Элизе и сказал по-французски:

— Сударыня. Я каждый день вспоминаю наши приключения в Схевенингене, так что моя радость при встрече с вами понятна.

Слова были явно отрепетированы заранее и произнесены слишком быстро, чтобы счесть их искренними. Прежде чем Элиза успела ответить, Фатио отступил в сторону и указал на спутника.

— Позвольте представить вам Исаака Ньютона, — объявил он и перешёл на английский. — Исаак, честь имею представить вам Элизу де Лавардак, герцогиню Аркашонскую и Йглмскую.

Пока Элиза и Ньютон делали реверанс и кланялись соответственно, Фатио не сводил глаз с Элизиного лица.

Фатио нравился Элизе, но она помнила, что в его присутствии ей всегда было немного не по себе. Николя Фатио де Дюийер был вечным актером итальянской оперы, разыгрывавшейся исключительно в его голове. Сегодняшнюю встречу в библиотеке Грешем-колледжа он срежиссировал до последней мелочи. Герцогиню спешно вызывают в библиотеку Грешем-колледжа загадочным письмом. Та час томится в неизвестности — драматическое напряжение растёт, — и тут вбегает Фатио, весь красный от сверхъестественных усилий, ведя самого Великого Человека. Положение спасено! Получилось и впрямь драматично, но какие бы чувства Элиза ни испытывала, она предпочла держать их при себе, поскольку Фатио изучал её пристально, как голодный — закрытую устрицу.

Ньютона притащили сюда силком — это было очевидно. Однако когда он увидел Элизу во плоти и она обрела для него конкретность, всякое недовольство исчезло. Ему оставалось лишь вспомнить, зачем его сюда привели.

Они уселись вокруг стола, в одинаковые кресла, без различия в званиях. Ньютон рассматривал подпалину на столе и минуту-две собирался с мыслями. Элиза и Фатио заполняли молчание светской болтовнёй. Наконец Ньютон взглянул на ближайшее окно, и лицо его приняло такое выражение, будто он готов что-то сказать. Фатио оборвал фразу на полуслове и обернулся к Ньютону.

— Я буду говорить так, будто всё, сказанное Николя о вашем уме и образованности, верно, — начал Ньютон, — не уклоняясь в полуправду и не возвращаясь вспять для скучных разъяснений, как в беседе с какой-нибудь другой герцогиней.

— Я постараюсь быть достойной комплиментов Фатио и вашего уважения, — проговорила Элиза.

По-видимому, именно такой ответ Ньютон надеялся услышать; он кивнул и даже почти улыбнулся, прежде чем продолжить.

— Я прямиком обращусь к алхимии и к тому, почему её чту. Иначе вы возомните меня безумцем; возомните потому, что все алхимики, которых вы встречали, — шарлатаны либо обманутые ими глупцы. По ним вы судите об алхимии и её приверженцах.