Иван Ковтун - Азиатский аэролит
Увидев Марича, Горский еще быстрее помчался по покатому склону. Марич удивленно и молча, не двигаясь с места, ждал его под горой. Когда профессор приблизился, Марич заметил, что ученый чем-то до крайности поражен и взбудоражен.
Не успел спросить, что случилось, как Горский воскликнул:
Виктор Николаевич, дорогой мой, как нам повезло! Какое открытие! И какие мы все же глупцы!
Профессор подбежал и крепко пожал Маричу руку.
Не удивляйтесь, — продолжал возбужденно Горский, — должно быть, вам показалось, что я сошел с ума, но слушайте же, расскажу вам все по порядку, спокойно и последовательно.
Марич нетерпеливо ждал, но Горский даже не пытался говорить последовательно — никак не получалось. Он сбивался со спокойного тона, повторялся, извинялся перед Маричем и снова рассказывал возбужденно и нескладно:
Виктор Николаевич, прежде всего, прошу прощения. Вижу, я вижу, вас обидел, да? Но послушайте, представьте себе мое положение. Смотрю и вижу в руке обычную платину, заурядную платину. Такие же кусочки, какие нашел когда-то в тунгусском чуме. Но вы же знаете, мы обошли, облазили и осмотрели почти все кратеры — и хоть бы что.
Вначале я глазам своим не верил. Но потом мне в голову пришла диковинная мысль — что платина эта не космического происхождения и никакого отношения к аэролиту не имеет, а просто-напросто в Великом болоте имеются природные залежи этого металла. Дорогой, простите, но я стеснялся вам сказать. Потому что смешно же, трясина, торфяная трясина — и вдруг залежи платины. Я без вас за эти дни как сумасшедший прочесал, практически ощупал все кратеры.
И лишь сегодня случайно, совершенно случайно забрался на эту гору, и только там я понял все.
Месторождение платины? — вскрикнул дрожащим голосом Марич.
Да! Космическая сила аэролита снесла и расколола вершину горы, прятавшей в себе залежи.
Марича охватил животный ужас и одновременно чувство неописуемой радости. Подавив страх, он огляделся по сторонам.
Профессор понял его и тихо, инстинктивно понижая голос, сказал:
Сейчас об этом никто не должен…
Последние слова заглушил мощный грохот далекой грозы, которая шла с юга и накрывала блестяще-сизыми тучами окрестные горы. Вдруг поблекло солнце, его окружили первые отряды еще прозрачных облаков.
Поспешим! — воскликнул Марич и взял за руку Горского.
Черную завесу облаков прорезала ветвистая молния. Минуту спустя раздался мощный удар грома и тяжко, испуганно застонала земля.
Профессор бросился вперед и, перепрыгивая через валежник, на бегу бросал Маричу:
Теперь только действовать! Действовать, действовать!
Гром на миг заглушил его слова, и до Марича долетели
разорванные обрывки:
Вас надежда… любой ценой… Кежму… оттуда в Тайшет… я с Аскольдом здесь… на двоих нам хватит. А как морозы — вы с подмогой.
Едва добежали до хижины, протиснулись внутрь — черное грозовое небо обрушило на землю могучий водопад.
* * *
Поэтому ясно, что сидеть здесь нерационально, даже опасно. На двоих до осени припасов вполне хватит, и потому вопрос один, кто сможет со мной остаться? Мое предложение — Аскольд. Что скажете?
Горский прищурился, пытаясь разглядеть лица своих товарищей.
Слабое пламя сальной свечи бессильно боролось с темнотой. С минутку все молчали.
Двое рабочих, измученные трудом и проклятой жарой, были рады любой ценой вырваться из гиблого места и поэтому, опустив головы, не произнесли в ответ ни слова. Марич был полностью согласен с Горским и возражений не имел. Ждал, что скажут другие.
Только Самборский шевельнулся, хотел было запротестовать против такого распределения обязанностей, но тотчас, словно вспомнив что-то, сдержал нетерпеливый жест и отодвинулся назад.
Итак, вижу — никто не возражает, — обвел всех взглядом Горский. — Тогда нечего терять время, ложитесь, завтра утром в путь.
Видите ли… Может, лучше мне остаться? — нерешительно предложил Самборский.
А вот тебе! — вскричал Аскольд. — Ты вместо меня снимать будешь? Я еще почти ничего не успел.
Нет, об этом и говорить нечего, — устало вмешался Горский. — Вы, товарищ Самборский, в Москве нужнее будете, это несомненно. Ну что же, давайте ложиться…
Все зашевелились, встали, вышли на минуту на улицу.
Бурный ливень давно уже стих, тучи исчезли где-то за вершинами гор, заполнив водой кратеры. Чистый, промытый дождем воздух овевал терпким холодком. Вверху мерцало звездное небо, справа шумела на камнях Хушмо.
* * *
Командорский дирижабль, готовый к отлету, тихо вздрагивал у причальной мачты. Только что запустили моторы. У эллингов до сих пор продолжалась непрестанная возня, выводили остальные машины.
А Сорокин? — в ярости воскликнул Эрге, заметив, что того нет в гондоле. — Сорокин где? Сейчас же разыскать!
Он готов уже был подать команду сниматься, и потому, озабоченный, раздраженный, не заметил, что репортер с полчаса как куда-то исчез.
Немедленно найти! — крикнул Эрге, бледнея и задыхаясь от злости.
При мысли, что Сорокин сможет как-то избежать полёта, горло сжимали спазмы и больно сводило челюсти.
Из главной квартиры торопливо выбежал начальник охраны, успокаивающе замахал рукой.
Эрге попросил рупор.
Где он? Здесь?
Здесь, сейчас!
Начальник охраны взобрался по лестнице и, добежав до командора, смущенно прошептал на ухо:
В гальюне. У мистера заболел желудок.
Через несколько минут появился и сам Сорокин, помятый и серый.
Что же это вы, — уже спокойней проговорил в рупор инженер.
Сорокин бессильно развел руками, мол, ничего не поделаешь, — не виноват.
Дирижабль начал мягко набирать высоту. За командорской машиной одна за другой снялись остальные четыре.
Где-то за кряжами в неизмеримой глубине искрой загорелось солнце. Туман быстро погасил его. Вскоре и венцы кряжей окутала тяжелая завеса.
Спустя час после того, как снялись с земли, Эрге прошел в каюту жены. У двери нажал пуговицу звонка, спрашивая разрешения войти. Ответа не услышал. Приоткрыл дверь. Гина стояла у окна. Видимо, задумавшись, она не обратила внимания на звонок. Опять нажал на кнопку. Гина вздрогнула.
Прошу!
Эрге молча подошел к ней, также остановился у окна и стал, якобы заинтересованно, рассматривать серую туманную завесу. Потом посмотрел в лицо, криво скривил рот в улыбке:
Ну как, ничего?
Ничего.
Может, поговорим?
О чем?
Разве не о чем?
Эрге взял ее руку, погладил и покачал снисходительно головой.
Ты, Гина, наивна, непоследовательна, несобранна — и просто женщина.
