Ларри Нивен - Мир птаввов
Гарнер одной рукой оттолкнул Андерсена.
И тут же пришелец нанес удар. Гарнер почувствовал, как его сердце остановилось, и он задохнулся. «Уже?» — подумал он. В его глазах все стало красным, потом померкло.
Когда Гарнер очнулся, в голове у него шумело. Андерсен выглядел страшно измученным. В руках он держал шприц.
— Слава Богу, — выговорил он. — Я уже решил, что вы умерли.
— Сердце остановилось, — прохрипел Гарнер. — Со мной это впервые. Что ты ввел?
— Адреналин. Как вы себя чувствуете?
— Относительно…
Молодой пилот был все еще бледен.
— Вы знаете, что он приказал мне сделать? Я собирался отключить экран реактора. Взрыв был бы виден с самой Земли. — Он вздрогнул. — При дневном свете было бы видно! Какое счастье, что вы оттолкнули меня. Но как вы догадались?
— Я понял, чего он может хотеть. Ладно. Как ты узнал, что это сердце?
— Я почувствовал, как он это сделал. Но пока мы не попадем на Нептун, нам нечего о нем беспокоиться. Он вышел за пределы досягаемости, как только остановил ваше сердце.
— В эту птичку нам придется стрелять первыми.
— С удовольствием, — злобно сказал Андерсен.
Кзанол напрягся, пытаясь вцепиться во вражеские умы, но напрасно. Не только расстояние было против него, разница в скоростях была еще большей помехой. Небольшая разница в относительном коэффициенте времени делала общение невозможным. Даже между двумя тринтами.
Кзанол снова занялся картами. Пилот, который был англичанином, называл эту игру пасьянс (терпение). Подходящее название. Кзанол учился терпению с большим трудом. Пол комнаты отдыха был усеян клочками изорванного пластика. Но одна колода уже пережила десять проигранных партий. Это была последняя, колода на борту.
С глухим рычанием Кзанол сгреб и перемешал карты. К тому же он учился равноправию. Еще он узнал кое-что о себе. Кзанол не позволит, рабу видеть, как он мошенничает в картах. Один раз Кзанол смошенничал, а пилот как-то догадался. Больше Кзанол не будет этого делать.
Кзанол вскочил. Еще один! Этот был слишком далеко, чтобы дать ему приказ, но достаточно близко, чтобы Кзанол его почувствовал. И все же… в этом образе была какая-то неясность, и дело тут было не в расстоянии. Как будто раб спал. Но… как-то по-другому.
Полчаса он оставался в пределах досягаемости. За это время Кзанол убедился, что на борту не было никакого другого раба. О другом тринте он даже и не думал. Он бы почувствовал, как тринт дает приказания.
В 6:00 следующего утра корабль Гринберга развернулся. Тремя минутами позже «Золотое Кольцо» сделал то же самое. Андерсен обнаружил следы на телескопе, когда проснулся: два огонька медленно вытянулись в яркие полосы, потом одинаково неторопливо сжались в еще более яркие точки.
Время шло медленно. Гарнер и Андерсен увлеклись игрой на экране внешнего обзора: разрозненные точки в прямоугольнике нужно было соединить линиями. Побеждает тот, у кого получится больше квадратов. Почти каждый день они поднимали ставки. Утром последнего дня Гарнер сравнял счет. В какой-то момент он был должен 11 тысяч долларов.
— Видишь? — сказал он. — С возрастом не отказываешься от всех удовольствий.
— Только от одного, — необдуманно сказал Андерсен.
— И не только, — согласился Гарнер. — Мои вкусовые рецепторы все эти долгие годы изнашивались. Но, думаю, однажды откроют, как заменять и их. Совсем как мой спинной мозг. Он ведь тоже износился.
— Износился? Вы хотите сказать… это был не несчастный случай? Нервы просто отмерли?
— Скорее перешли в коматозное состояние.
Быстрая смена тем разговора была у них в порядке вещей.
— Что мы будем делать, когда доберемся до Нептуна? У вас есть какая-нибудь идея? Спрячемся на одном из спутников и понаблюдаем?
— Правильно, — сказал Гарнер.
Через полчаса он спросил:
— Мы можем отсюда связаться с Землей?
— Разве что с помощью мазера, — с сомнением сказал Андерсен. — Но это смогут услышать все. Луч сильно расширится пока достигнет Земли. У вас есть какие-нибудь секреты от человека на пешеходной дорожке?
— Не беспокойся об этом. Направь мазер на Землю.
У Андерсена ушло полчаса на то, чтобы навести и послать луч.
— Говорите, но если это «Привет дорогой мамочке», вам конец, — предупредил он.
— Моя мать умерла. В сущности прошло уже около столетия. А она еще считала себя старухой! «Привет, Департамент Обороны. Это Лукас Гарнер вызывает технологическую полицию ООН».
Андерсен подтолкнул его локтем.
— Вы что, ждете ответа?
— Конечно, нет! Но старые привычки трудно менять. «Гарнер вызывает Департамент Обороны Земли. Пожалуйста, направьте ответ на Нептун. Нам срочно необходима следующая информация от Доркаса Джански. Отражает ли его замедляющее поле радар полностью? Повторяю, полностью. Относится ли это к костюму пришельца». — Он отложил микрофон. — Все, парень, поставь это на повтор.
— Хорошо. Уже на повторе. И что все это значит?
— Не знаю, как я сразу не понял, — самодовольно сказал Гарнер. — Пришелец был заморожен около двух миллиардов лет назад, если верить Гринбергу. А я думаю, он говорил правду. Пришелец не мог знать, что на Нептуне что-то есть, если только сам не положил это туда два миллиарда лет назад. И почему он уверен, что оно не развалилось на части или не заржавело насмерть после стольких лет?
— Оно в замедляющем поле.
— Точно.
Андерсен глянул на хронометр.
— Они смогут ответить не раньше, чем через восемь часов, не считая времени, которое потребуется, чтобы найти этого, как его там… Думаю, это еще около часа, так что они свяжутся с нами около 19:30. Поэтому давайте-ка поспим. Мы будем на месте завтра около трех часов утра.
— Ладно. Снотворное?
— Угу, — Андерсен нажал несколько кнопок на ящике с медикаментами.
— Люк, я все еще думаю, что вы ждали, что Земля вам ответит.
— Не докажешь, сынок.
Двадцать один час сорок пять минут.
Гарнер с минуту изучал экран внешнего обзора, потом провел между светящимися точками короткую линию. Сканер, настроенный, чтобы следовать за движениями его ручки, воспроизводил линию на панели.
Загудело радио.
«Департамент Обороны вызывает космический корабль „Хайнлайн“… Департамент Обороны вызывает Лукаса Гарнера, космический корабль „Хайнлайн“… Гарнер, это Чик. Я поймал Джански сегодня, утром, и он сидел три часа в нашей лаборатории, проводя эксперименты. Он говорит, что замедляющее поле отражает, повторяю, отражает 100 процентов энергии любой частоты, включая радар, и все, что он только может представить. Ультрафиолетовые, инфракрасные, радио и рентгеновские лучи. Если тебя это интересует, Джански считает, что между замедляющими полями и реакторным экраном существует математическая зависимость. Если он ее обнаружит, ты хочешь об этом узнать? Чем мы еще можем помочь?»
