Михаил Емцев - Три кварка (сборник)
Линдаль назвал дельфина Кидом. Получив из рук Линдаля жирного мерлана, дельфин принял крещение. Он сопровождал Линдаля во всех его морских поездках. И если Линдаль почему-либо оставался на острове, Кид подплывал к самому берегу и, качаясь на волнах, ждал.
Порой Линдалю казалось, что дельфин действительно понимает человеческую речь, а не механически запоминает отдельные фразы. Ответы Кида иногда бывали настолько удачны, что Линдалю становилось немного не по себе.
С того дня как дельфин обрел человеческий голос, Линдаль перестал изучать голоса моря. Это сделалось просто невозможно. Мешал Кид. Он непрерывно болтал. Стоило Линдалю настроиться на ультразвуковой диапазон, как на него обрушивалась лавина слов. Это была всевозможная смесь из междометий, восклицаний, морских терминов и стихов. Вначале Линдаль пытался обмануть дельфина. Он уплывал на наветренную сторону и молча принимался за свои исследования. Но каким-то безошибочным чутьем Кид находил человека. Линдаль узнавал об этом заранее. Стоило ему услышать в наушниках приглушенный расстоянием зов: «Персиваль, Персиваль!» — и он с досадой вытаскивал ультрагидрофон из воды. А может, и не с досадой, потому что ему была приятна ласковая приветливость морского зверя.
Как-то он разучил с Кидом диалог Кассио и Яго. Причем более трудная роль Яго досталась дельфину. А однажды дельфин даже спас Линдалю жизнь. Линдаль давно выслеживал большого осьминога, поселившегося в глубоком гроте, под самым северным мысом.
Линдаль всегда был изрядным гурманом. Но здесь, на острове, где заботы о еде занимали добрую половину времени, его любовь к изысканной кухне приобрела характер какого-то неистовства. Обнаружив вблизи от берега жилище осьминога, Линдаль решил во что бы то ни стало его изловить. Мысленно он уже предвкушал, как сварит из осьминожьей головы черный суп а-ля Спарта, а щупальца изжарит на медленном огне. Он даже приготовил огромный плоский камень, на котором можно было бы отбить жесткое и упругое мясо.
Лавовый язык огромным балконом нависал прямо над гротом, но выбраться из воды на берег здесь было просто невозможно. Оставалось только подплыть сюда с моря. Линдаль долго греб, преодолевая довольно сильное опоясывающее течение, пока, наконец, не достиг темной ниши, заросшей полипами и ракушками. Привыкнув к полумраку, он хорошо заякорил шлюпку и, взяв острогу, нырнул. Глубина в этом месте не превышала тридцати футов, но из-за бьющих со дна ключей вода была очень холодной, и оставаться долго под водой здесь было невозможно.
В сумраке грота нежно опалесцировали оранжевые асцидии, зеленоватыми точками поблескивали креветки. По заросшей бурыми водорослями стене, шевеля длинными желто-синими усами, карабкалась лангуста. Осьминога нигде не было. Очевидно, хозяин ушел, покинул свое жилище и отправился по каким-то неотложным делам. Линдаль припомнил пословицу, что на безрыбье и рак рыба, поймал лангусту и, окинув взглядом грот, поплыл к выходу.
Впереди он заметил две серые тени. Они медленно проплывали перед гротом, растопырив широкие грудные плавники, точно бомбардировщики в вечернем небе.
Линдаль чувствовал, что запас воздуха в легких кончается. Чтобы избавиться от ощущения удушья, он начал понемногу выпускать изо рта пузыри. Они уносились вверх, поблескивая, как никелированные шарики. Но это была лишь секундная оттяжка. Нужно было подниматься на поверхность. Линдаль понимал, что, как только он всплывет, голубые акулы атакуют его ноги. Секунды застыли и казались веками. Серые бомбардировщики, не выказывая никаких агрессивных намерений, неторопливо кружили у выхода из грота. Линдалю показалось, что в голове у него зажегся какой-то красноватый свет. В глазах сделалось черно. Грудь раздирало мучительное царапающее удушье. Линдаль залпом выпустил весь воздух и, уже ничего не сознавая, с втянутым животом, на последнем пределе, лихорадочно заработал руками. Голова его вырвалась из воды, как пробка. Не раскрывая плотно зажмуренных глаз, Линдаль глотнул острый пьянящий воздух. Голова у него чуть-чуть закружилась, по всему телу разлилась сладостная ленивая истома. Он забыл про акул и про свои незащищенные ноги.
Когда Линдаль посмотрел вниз, в холодную темно-синюю глубину, то даже вскрикнул от неожиданности. Прямо под собой он увидел бешено вращающееся колесо, а несколько поодаль застыли две удивленные, сконфуженные акулы. Линдаль быстро подплыл к шлюпке, схватился за корму и, сильно оттолкнувшись ластами, свалился на сухое горячее дно. Вслед за ним из воды выскочил Кид, несколько раз обернулся вокруг горизонтальной оси и понесся в открытое море, оставляя за собой еле заметный пенистый след. Линдаль стащил маску и перевернулся на живот, чтобы скорее согреться. Он смаковал воздух. Точно пьянящее золотое шампанское, с шумом втягивал его сквозь сложенные трубочкой губы. В темной воде ниши ходили косые, как корсарские паруса, плавники.
Линдаль сел за весла и вывел шлюпку из ниши. В глаза ему ударил яркий свет. В воздухе застыл полуденный зной. Тропическое солнце стояло прямо в зените. В шлюпке что-то зашевелилось. Линдаль заглянул под банку и с удивлением обнаружил там лангусту, забившуюся в крохотную быстро подсыхающую лужицу. Оказывается, он так и не бросил лакомую добычу. Линдаль засмеялся.
…Чтобы не потерять счет времени, Линдаль нарисовал календарь на несколько лет вперед, и каждый день делал там отметки. Шел уже третий год одиночества, когда Линдаль опять услышал в ночном небе гул моторов, но самолеты улетели, прежде чем он успел разжечь костер. Линдаль был в отчаянии. Целую неделю он не выходил в море, и Кид напрасно ждал его у берега. Но с той ночи самолеты начали летать все чаще, и Линдалю трижды удавалось разжечь костры как раз в тот момент, когда эскадрильи проходили над островом.
Очевидно, летчики все же не заметили его сигналов. Линдалю с большим трудом удалось победить глухой страх. Он понял, что и в наш двадцатый всемогущий век человек может заживо сгнить на необитаемом острове. Линдаль начинал уже серьезно подумывать о путешествии на соседние острова. Он даже принялся шить парус из брезента, которым были укрыты ящики с продовольствием. Они уже давно опустели, и Линдаль добывал себе пропитание охотой и рыбной ловлей.
В поисках добычи бродил он в один из дней по восточной оконечности острова. Спускаясь к морю, он всякий раз поражался, как резко меняется ландшафт. После получасовой прогулки по лесу он вышел на совершенно открытое каменистое плато, которое круто обрывалось к морю. Там среди черных скал и отшлифованной прибоем пемзы скрывалось одно из последних прибежищ большой колонии морских игуан.